Записки еврея

 -- Подаяніе спасаетъ отъ смерти {Прислужники синагогъ пользуются всякимъ случаемъ для собиранія податей съ народа. Родится ли кто нибудь, они немедленно навязываютъ родильницѣ амулеты, спасающіе ее отъ козней нечистой силы и чаръ. Содержаніе этихъ предохранительныхъ грамотъ слѣдующее: "Да не останутся въ живыхъ колдуньи, колдуньи да не останутся въ живыхъ, въ живыхъ да не останутся колдуньи", и еще нѣсколько такихъ же остроумныхъ комбинацій. Эти амулеты приклеиваются ко всѣмъ дверямъ, окнамъ и къ самой кровати въ спальной родильницы; подъ ея изголовье кладутся, незнаю для чего, ножъ или ложка, а въ ногахъ молитвенникъ. Во время церемоніи обрѣзанія, канторы и прислужники синагоги благословляютъ, по очереди, присутствующихъ, и получаютъ за это плату. Если новорожденный -- первенецъ, то, во избавленіе его отъ всецѣлаго посвященія храму (давно уже несуществующему), онъ, чрезъ мѣсяцъ послѣ своего рожденія, выкупается, за что во время особо устроенной для этого случая церемоніи, одинъ изъ старшихъ кагаловъ получаетъ выкупъ наличными деньгами, или же вкладомъ вещей. Умеръ ли кто нибудь, тотчасъ начинается самый безчеловѣчный торгъ за погребеніе. Тутъ проявляется произволъ еврейскаго кагала во всемъ своемъ возмутительномъ видѣ. Если умершій имѣлъ несчастіе принадлежатъ въ числу нелюбимцевъ кагала, то изъ мести, выжимаютъ у несчастной семьи покойника послѣдніе соки. Нерѣдко случается, что съ трупами нелюбимцевъ обращаются самыхъ святотатственнымъ образомъ, несмотря на непомѣрную плату, полученную впередъ за погребеніе. О налогахъ и взиманіяхъ во время свадебныхъ и разводныхъ церемоній говорить нечего. Но самое возмутительное, это то, что въ синагогахъ, даже въ великіе судные дни, обрядно-почетныя, моментальныя обязанности во время служенія продаются частнымъ лицамъ съ публичнаго торга, при чемъ прислужники превращаются въ глашатаевъ. Синагога вдругъ превращается въ аукціонъ со всѣми грязными его продѣлками.}, процѣдилъ онъ сквозь зубы, монотоннымъ, безучастнымъ голосомъ.

 -- Кто умеръ? спросилъ съ такимъ же безучастіемъ учитель.

 -- Шмуль, лавочникъ. Это былъ отецъ отсутствующаго товарища нашего.

 Учитель нахлобучилъ шапку и побѣжалъ въ домъ умершаго, проводить его туда, откуда не возвращаются больше.

 Событіе это настроило насъ всѣхъ очень грустно. Я и Ерухимъ взобрались на нашъ любимый надпечникъ. Долго просидѣли мы молча, погрузившись въ грустныя думы о смерти и о ея послѣдствіяхъ.

 -- Ерухимъ! что было бы съ тобою, еслибы твоя мать умерла? спросилъ я его вдругъ.

 Ерухимъ вздрогнулъ и поблѣднѣлъ: я его; какъ видно, поймалъ на этой самой мысли.

 -- Не говори этого, Сруликъ, ради Бога не говори! Еслибы мою бѣдную мать положили въ землю, я спрыгнулъ бы въ могилу въ ней, и умеръ бы тамъ. А ты? спросилъ онъ меня, помолчавъ немного.

 -- Я? право не знаю. Плакать, поплакалъ бы, а умереть -- не захотѣлъ бы.

 Давно уже наступила и прошла мрачная осень, съ ея туманами, дождями и утренней изморозью; давно уже свирѣпствовала зима, съ трескучими морозами и пронзительными вьюгами, леденившими мои уши и руки. Моя жизнь текла однообразно: утромъ рано брань старухи и молитва, потомъ походъ въ хедеръ, тамъ -- зубреніе, брань, пинки учителя, походъ домой, молитва, тощій обѣдъ, брань старухи, молитва, походъ въ хедеръ, зубреніе, толчки, предъ вечеромъ молитва, отдыхъ на надпечникѣ, зубреніе, молитва, возвращеніе домой, молитва, холодный тощій ужинъ, молитва, брань старухи на сонъ грядущій, послѣдняя молитва предъ сномъ, и сонъ -- на окованномъ сундукѣ. Вотъ порядокъ, измѣнявшійся только по субботамъ, прибавленіемъ лишняго чесночнаго блюда, лишнихъ молитвъ, и хожденія въ синагогу.

 Отъ родителей нѣсколько разъ получались моимъ опекуномъ письма. Содержаніе этихъ писемъ относилось только къ тому, чтобы побудить мое рвеніе въ наукамъ. Ни одного нѣжнаго слова, ни малѣйшей надежды на скорое избавленіе. Я, наконецъ, сдѣлался совсѣмъ равнодушенъ и къ родителямъ и къ ихъ наставительнымъ посланіямъ. Я любилъ Ерухима, но не могъ не позавидовать ему: какъ бы мнѣ хотѣлось быть на его мѣстѣ. Впослѣдствіи, только тогда, когда его постигло неожиданное несчастіе, я пересталъ роптать на свою судьбу. Бѣдный Ерухимъ!