Записки Флэшмена. Том 1.

После этого все пошло как по писаному. Ниггеры сообразили, что попали в лапы к чокнутому строевику, и старались изо всех сил, в то время как офицеры гоняли их до упаду, а Флэши или следил за муштрой недреманным оком, или сидел в штабе, требуя подать списки того или реестр этого. Со своим даром к языкам я немного освоил малагасийский, но команды отдавал по большей части на французском, знакомом большинству из образованных офицеров. Придирками по мелочам я положил основу своей наводящей ужас репутации и упрочил ее, распорядившись публично высечь полковника (за то, что один из его солдат опоздал на перекличку), – и все это во время первого из больших смотров, происходивших каждые две недели в присутствии королевы и ее двора. Поступок потряс офицеров, впечатлил солдат и доставил удовольствие Ее Величеству – если я правильно истолковал блеск в ее глазах. Большую часть времени она сидела колом, похожая на черного языческого идола в красном сари и церемониальной золотой короне под полосатым зонтиком, но едва началась порка, я подметил, как рука ее стала отбивать такт с каждым ударом, а когда бедолага застонал, королева одобрительно хмыкнула. Как важно знать, какой путь ведет к сердцу женщины.

Впрочем, перегибать палку не входило в мои планы. Я вскоре вычислил среди старших офицеров нескольких наиболее влиятельных и принялся улещать их на свой прямолинейный, солдатский манер, в то время как подчиненных им гонял почем зря, поддерживая в войсках состояние восторженного ужаса. Без ложной скромности готов заявить: благодаря моим усилиям мораль этой армии была подорвана окончательно и бесповоротно.

Поскольку большая часть аристократов занимала высокие военные посты, с напыщенным видом манкируя своими обязанностями (совсем как у нас), я вскоре свел знакомство – если не сказать дружбу – со всем правящим классом и начал представлять более-менее ясно устройство двора, страны, города и деревни. Оно оказалось несложным, поскольку общество там разделено на систему каст, более строгую даже, чем в Индии, только без какого-либо религиозного подтекста. Существует одиннадцать каст, самое низшее место среди которых занимают черные малагасийские рабы; ступенью выше, на десятом месте, находятся рабы белые – которых, включая меня, было немного, хотя я, как мне объяснили, занимал особое положение. Но разве не любопытно, что в обществе черномазых даже белые рабы стояли выше своих черных собратьев? Это, конечно, разумно, но разница не велика, поскольку даже нас целая пропасть отделяла от девятого сословия, состоящего из подавляющего большинства населения, – тех, кто обязан трудиться ради куска хлеба, начиная от ремесленников и торговцев и заканчивая свободными рабочими и крестьянами.

Очередные шесть, с восьмой по третью, объединяют знать, и я так и не понял, чем они между собой различаются, но для них самих эти отличия очень существенны. Малагасийские аристократы – все до единого жуткие снобы и смотрят друг на друга свысока: граф или барон (титулы они присваивают себе сами) из третьей касты будет куда вежливее с рабом, нежели со своим собратом-дворянином из шестой. И вообще, законы касты довлеют над ними в гораздо большей степени, чем над менее высокопоставленными рангами. Так, знатный мужчина не вправе жениться на представительнице стоящей выше касты; ниже – может, но не на рабыне – поступи он так, его самого продадут в рабство, а ее казнят. Чего проще, скажете вы: не женись на рабыне – и дело с концом. Так ведь женятся, и притом частенько. Почему? Да потому, что они чокнутые у-ки, как и вся их трек – тая страна.

Вторая каста сформирована из королевской семьи, несчастных созданий, а вершину занимает первая каста, состоящая из одного человека – королевы. Ее особа божественна, хотя что именно это значит, неясно, поскольку богов на Мадагаскаре нет. Не вызывает сомнений только одно – она самая абсолютная из всех абсолютных монархинь, ибо правит, повинуясь исключительно своим капризам и прихотям, а оные, благодаря ее полному безумию и беспредельной жестокости, делают жизнь вокруг трона очень даже разнообразной.

Из моего описания королевы и ужасов, которым я был свидетелем, вы можете судить, на что было похоже жить день за днем, завися от милости подобного создания, не питая даже надежды на избавление. Страх застилал все вокруг нее, словно туман, и если ее двор являлся настоящим гадючником из интриганов, доносчиков и заговорщиков, то движущей их силой служила не борьба за власть, а элементарное стремление выжить. Они трепетали от взора этих змеиных глаз и звуков хрипловатого голоса, который, как правило, слышали редко – когда он обрекал их на заключение, пытку или ужасную смерть. Вы скажете, быть может, что бумага все стерпит, и это преувеличение. Вовсе нет. Та дикая бойня у скалы Амбухипутси была обычным ритуалом казней и расправ, бывшим в тогдашнем Антане повседневным явлением, страсть королевы к крови и мучительству была неутолимой, и что еще хуже, непредсказуемой.