Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II. 1785-1789

На пути до Москвы мы не встречали ничего замечательнее города Тулы, который можно бы почесть за одно из созданий Екатерины, — так она его украсила. Большая часть деревянных домов уже уступила место каменным строениям. Кроме других заведений, мудростью императрицы воздвигнут здесь воспитательный дом и приют для инвалидов. Тула издавна известна производством оружия, которым она снабжает всю русскую армию. Здесь делаются также стальные вещи, я эта отрасль промышленности, поощрением императрицы, доведена до такой степени совершенства, что она смело может соперничать с английскими фабриками. Ее величество раздарила нам произведения тульских заводов, очень искусно выделанные. Первый врач императрицы г-н Роджерсон получил от нее прекрасную шпагу; когда он мне ее показал, я сказал ему: «Поздравляю вас, доктор, вы теперь имеете новое сильное и верное медицинское средство…» Он поморщился на мой комплимент, чего я никак не ожидал, потому что его громкая известность казалась достаточною защитою от самых злых насмешек…

До прибытия в Москву мы проехали через незамечательные города Серпухов и Подольск. 23-го июня мы прибыли в Коломенское, где есть хорошенький загородный дворец в 8 верстах от Москвы. Императрица отдыхала здесь три дня, потом переехала в Московский Кремль и перед отъездом в Петербург побывала еще в Петровском, в двух верстах от Москвы, где тоже есть загородный дворец.

В эту последнюю поездку я имел с Екатериною небольшой разговор, который считаю нужным привести потону, что он в нескольких чертах изображает пылкую душу этой необыкновенный женщины.

Я сидел в ее карете с Фитц-Гербертом. Мы были утомлены чрезвычайным жаром, и разговор шел вяло. Екатерина заснула, или, покрайней мере, нам так показалось.

Фитц-Герберт говорил со мною. Между прочим мы коснулись американской войны и революции, которая лишала Англию тринадцати цветущих областей.

Фитц-Герберт уверял, что эта потеря более выгодна, нежели убыточна для его отечества. Этот парадокс поразил меня. Но он поддерживал свое мнение стойко и умно и силился доказать мне, что Англия, освободившись от значительных издержек, нужных для управления колониею, вступить с нею в торговые сношения и легко извлечет из них огромные выгоды, достаточные для вознаграждения за потерю лишних владений. Мы долго спорили, и императрица открыла глаза только в ту минуту, когда уже надо выходить из кареты. На другой день, когда я был у нее вместе с де-Линем, она сказала мне:

«Вчера у вас с Фитц-Гербертом был престранный разговор, и я не постигаю, как такой умный человек может поддерживать такое странное мнение».

«Как, государыня, вы слышали все, тогда как нам казалось, что вы преспокойно почивали».

«Я нарочно не открывала глаз, — возразила она; — мне слишком любопытно было выслушать продолжение вашего разговора. Я не знаю, одного ли мнения английский король с своим министром; но что касается до меня, то я знаю, что если бы я потеряла невозвратно одну из тринадцати областей, которых он лишился, то вогнала бы себе пулю в лоб».

«Мне кажется, государыня, что вы заключили тайный договор с счастием», — сказал я.

«Я этого не знаю, — вмешался с живостью де-Линь, — но верно то, что с подобною твердостью души, которую толпа почла бы сумасбродством, завоевывают чужие владения и сохраняют свои собственные».

Я не буду много говорить о Москве. Это меня наводит на слишком грустные воспоминания. Притом же тысячу раз описывали эту огромную и славную столицу. Немного у нас семейств, где бы не нашлось воина, покрытого славою и ранами, и которого рассказы не изобразили бы им дворцы, башни, храмы, избушки, поля. Кремль, Китай-город, золотые главы церквей Москвы, представившихся нашим глазам в странной совокупности дворцов и домов, как будто расположенных среди окружающих их деревень.

Пламя разрушило большую часть строений. Но с тех пор новый город возник из пепла, и нашим путешественникам придется посетить и описать его снова.

Можно себе представить, как великолепны были празднества, устроенные для царицы многочисленным, знатным и богатым дворянством. Но если скучно было участвовать в них, то еще скучнее их описывать. Эти пышные торжества всегда одни и те же. Скучные балы, незанимательные зрелища, пышные стихи на случай, блистательные фейерверки, после которых остается только дым, много потерянного времени, денег и сил, все это знают, все это говорят и будут говорить о подобных торжествах, и, несмотря на то, они все таки будут устраиваться, и на них будут стекаться толпою. В Москве, впрочем, эти торжества были тогда настоящими праздниками для купцов и народа, потому что императрица, желая достойным образом ознаменовать двадцатипятилетие своего царствования, простила им часть податей, взносимых ими в казну.