Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

Кончина маленькой великой княжны произвела на меня ужасное впечатление: сердце мое было растерзано и от испытываемой мною горести и от необходимости скрывать мои чувства. Графиня Строганова[213] застала меня однажды всю в слезах. Она не могла прийти в себя от удивления при виде моего горя, зная, что великая княгиня Елисавета совершенно удалила меня от себя и вычеркнула из своего сердца. Тело малютки было затем набальзамировано и перевезено в Невский монастырь. Я предложила принцессе Тарант поехать поклониться усопшей. Она согласилась. Приехав в монастырь, мы вошли в придел, в котором стоял гроб, сплошь обтянутый черным. Паникадила горели вокруг праха маленького ангела. Я подошла поцеловать ее руку, но едва только дотронулась до нее губами, как рыдания начали душить меня. Моя глубокая привязанность к великой княгине дала себя почувствовать с такою силой, что я сама себя не помнила. Она забыла меня, бросила, отнеслась несправедливо, — все эти горькие истины разрывали мое сердце, как вдруг новое чувство успокоило его. Я говорила себе: «она больше не любит тебя, но в эту минуту сердце ее заодно с твоим: и то, и другое движимы одним и тем же чувством». Мысли ли мои прояснились, но горестная отрада последовала после тяжелого смешения моих чувств и ощущений. Граф Толстой, бывший там для наблюдений за погребальной церемонией, подошел покропить спиртом тело малютки. Он поглядел на меня с торжествующей улыбкой: вероятно, граф наслаждался мыслью, что погубил меня во мнении их высочеств. Сознаюсь, что вид и выражение его лица влили новую отраву в мое сердце.

XVIII

Приезд в Петербург шведского короля Густава IV. — Мария Антоновна Нарышкина, урожденная княжна Четвертинская. — Михайловский замок. — Интриги при дворе графа Палена и графа Кутайсова. — Увольнение графа Ростопчина от службы. — Приезд в Петербург генерала Бенигсона. — Внезапная кончина императора Павла. — Скорбь императорской фамилии. — Положение, занятое вдовствующей императрицей Марией Феодоровной. — Погребение императора Павла Петровича.

В октябре, шведский король совершил свое второе путешествие в Петербург[214]. Он приезжал заключить договор с императором против Англии. С присоединением к этому договору Дании образовался тройственный союз. Государь, по-видимому, позабыл все происшедшее во время последнего пребывания короля. Оба государя вели переговоры вместе, и политические дела устроились к лучшему, как вдруг это доброе согласие расстроилось по капризу императора. Каждый вечер бывали спектакли в Эрмитаже во время пребывания короля. Давали как-то «La belle arsine», и угольщики, появляющиеся в 3-м акте, были в красных колпаках. Король, мнение которого о французской революции и обо всех, игравших в ней роль, было тождественно с мнением императора, считал возможным пошутить на этот счет и сказал государю: «Мне сдается, что у вас есть якобинцы». Император, бывший, вероятно, в этот день в худшем расположении духа, чем в остальное время, принял эту шутку довольно дурно и очень сухо ответил королю, что якобинцев при его дворе нет, и что он не потерпит их в своей империи. С этой минуты государь так дурно и невежливо обращался с королем, что его величество счел за лучшее сократить пребывание в Петербурге. Император дал волю своему дурному расположению до того, что послал приказ о возвращении назад, в Петербург, придворной кухни, которая, по обычаю, предшествовала королю до шведской границы. Король оказался настолько находчив, что обратил все в смешную сторону, когда ему донесли о том, и забавлялся, поторапливая свое путешествие с целью опередить на несколько станций приказ о лишении его пищи, следовавший за ним. — «Скорее, — говорил король своей свите на станциях, где останавливался переменять лошадей: — быть может, мы сегодня и пообедаем»[215].