Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

Мой муж отправился с г-жей де-Тарант на два дня в замок де Ронси к герцогине де Шаро. Я ждала его с матерью и моими детьми до его возвращения. Затем я совершила ту же поездку с г-жею Тарант и графиней Люксембург, которых я пригласила с собой, чтобы устроить приятный сюрприз герцогине, с которою они были в тесной дружбе. Мы отправились за ней в Париж и оттуда по дороге в Реймс около полуночи, чтобы на другое утро быть у цели нашего путешествия. Мы проезжали Виллие Котре, известную деревню, принадлежавшую герцогу Орлеанскому. Лес, окружающий замок, безмерен и отличается своей красотой; его пересекает почтовая дорога. От времени до времени на неизвестном расстоянии виднеются охотничьи домики, к ним прилегают кленовые аллеи. Я вспоминала в этом лесу множество особенных подробностей, которые мне рассказывали, и с удивлением любовалась его чудесною растительностью. Мы приехали в Ронси около полудня. Замок, украшенный четырьмя башенками, расположен на возвышении. Мы вошли в красивый вымощенный двор. Г-жа Шаро, г-жа де Беарн, г. и г-жа де Турсель и все дети выбежали к нам на встречу, и их радость увеличилась при виде г-жи Люксембург. В их гостиной мы нашли г-жу Турсель — мать, она встретила нас с распростертыми объятиями. Эта гостиная очень просторная и расположена квадратом: с каждой стороны широкое окно, у двух окон находился письменный стол, а в стороне — клавесин. Камин покрыт был журналами и брошюрами, вокруг удобная мебель. Посреди гостиной — большой рабочий стол; тут же находился другой — для всякой мелочи. Один угол гостиной отдан был в распоряжение детей. Все домашние вставали в 8 часов и после утреннего туалета посещали друг друга. Я шла поздороваться с Полиной, которая жила подле меня и с которою я особенно любила проводить время. Все собирались к завтраку, который проходил очень весело, потом все отправлялись на сбор винограда; это очень приятное удовольствие. У каждого были свои ножницы, своя корзина; мы срезаем с удовольствием красивые грозди; народ поет, дети были в восторге. Побыв у себя некоторое время, за своими занятиями и туалетом, мы все возвращались в гостиную, где каждый занимался, чем хотел. Приятная непринужденность царствовала между нами. Спокойный, приятный разговор прерывал иногда наши занятия. Ничего не было заранее приготовлено, все шло само собой, проистекая из желания быть приятным и удовольствия быть в обществе. Обед был отличный; после мы снова шли гулять, и вечер завершал наше дружеское препровождение времени. Г-жа де-Турсель-мать, искренно привязанная к г-же де-Тарант и по сердечным чувствам, и по убеждениям, часто разговаривала с нею отдельно. Г-жа де-Турсель была очень рассеяна. Как-то г-жа де-Турсель сидела на табурете у ее ног, вдруг она сказала: «зажгите, пожалуйста, свечу и посветите; мне нужно сходить в мою комнату». Г-жа де-Тарант поспешила исполнить ее просьбу. Когда она возвратилась, г-жа де-Шаро и г-жа де-Беарн бросились на колени перед ней, говоря: «Вы испортите прислугу, а наша мать злоупотребляет вами!» Г-жа де-Турсель вошла в комнату во время этой сцены и была чрезвычайно удивлена, узнав о своей рассеянности. Г-жа Августина Турсель чрезвычайно удачно умела соединять приятное с полезным. Однажды я зашла к ней завтракать. Ее маленькая полуторогодовая Леони сидела у нее на коленях, старшая девочка, лет 4-х или 5, сидя рядом с нею, учила катехизис; от времени до времени г-жа де-Турсель объясняла ей, а в промежутки она учила роль маркизы, которую должна была играть в замке Оствилль. «Вы меня удивляете, сказала я ей, как вы одновременно можете заниматься различными предметами». «Дорогая», ответила она, «доброе желание составляет все. Я думаю об одном и замечаю другое». Мое пребывание в Ронси дало мне настоящее понятие о жизни в замках, и я нашла эту жизнь приятнее, чем все, что я когда либо видела или читала. Я оставила моих друзей чрез 3 дня, чтобы вернуться к моей матери и к моим детям. Я снова проезжала чрез лес Виллие-Котрен, но в этот раз при совершенно другой обстановке. В нескольких местах горели большие костры, зажженные рабочими, фигуры которых вырисовывались черными силуэтами; деревья, освещенные огнем и луной, казались мрачными и величественными. Я вспомнила призыв герцога Орлеанского в этом лесу и ту власть, которую он хотел приобрести над умами, доказательство которой он показал при дворе. Я предалась своему воображению и представляла себе волшебные картины. Я не замечала ничего кругом себя и видела только богатство природных сил и сожалела об этом несчастном принце, который не сумел воспользоваться ими.