Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

Не задолго до казни все арестованные собрались в одной комнате; днем стража находилась с ними, стоя у дверей. Однажды вечером, когда г-жа де-Полиньяк, ее кузина и г-жа де-Моро пришли в тюрьму, Жюль де-Полиньяк, младший из братьев, ходил по комнате и вдруг проговорил, показывая на сторожей: «Эти господа очень скверно обращались с нами в Тампле, но с тех пор, как они начинают узнавать нас, они стали мягче, и я готов биться об заклад, что пробудь мы здесь еще месяца два или три, я бы командовал ими». При этих словах сторожа сняли шапки. Жюлю было в то время 22 года; трудно было найти фигуру более изящную, какая была у него.

Начался процесс; заседания продолжались от 7 часов утра до 4 или 4¹/₂ часов по полудни. Ответы, даваемые обвинёнными, были восхитительны; они выказывали преданность своему законному государю с тем благородным бесстрашием, которое заставляет трепетать преступление и обезоруживает гонителей, так что судьи теряли головы. Зал был полон солдатами, призванными для поддержания порядка. Зрители были тронуты до глубины души отважностью и преданностью жертв и возмущались коварством и вероломством судей, которые, несмотря на все свое искусство, потерпели неудачу. Сочувствие стражи к подсудимым было так сильно, что в короткое время их сменяли 3 или 4 раза. Жорж Кадудаль в особенности возбуждал такое восхищение, что невозможно было скрыть его. Мой муж, который присутствовал на всех заседаниях, часто возвращался домой весь в слезах. Он рассказывал мне, что однажды, когда допрашивали Жоржа, его спокойный вид и простыя, но возвышенные речи действовали на него так, что с своего возвышения, на котором он находился, он не мог оторвать от него глаз. Растроганное лицо моего мужа произвело на него такое впечатление, что он сделал ему легкий поклон. Мой муж гордился этим отличием и не мог говорить равнодушно об этом. Все присутствующие содрогнулись, когда в последнем заседании судьи вынесли смертный приговор Жоржу, Еортэ, Сен-Виктору, Пико, слуге Жоржа, маркизу де-Ривьер, Арману де-Полиньяк и 20 другим лицам. Нельзя не сочувствовать мучениям, которым подвергли Пико; ему прикладывали раскаленное железо к пяткам, раздробили большие пальцы на руках, все для того, чтобы заставить его выдать своего господина; но он не выдал его: золото, которое ему давали, было отвергнуто им с презрением. Он разделял заточение вместе с Жоржем; подвергся тому же приговору и на суде, в присутствии публики, рассказывал об истязаниях, которым его подвергали. Жорж де-Полиньяк был приговорен к двухлетнему тюремному заключению; когда он услышал приговор, произнесенный над его братом, он хотел умереть за него или, по крайней мере, вместе с ним. Арман противодействовал этому братскому самоотвержению; между ними завязалась такая трогательная борьба, что вся аудитория заливалась слезами. Они стояли, обняв друг друга; Жорж был готов умереть; но непоколебимые судьи не изменили своего приговора.

Бедная Идалия была уничтожена. Мой муж возвратился с этого заседания в полном отчаянии. Он вошел в гостиную с выражением такого страдания, что мы все были поражены; сквозь рыдания он рассказал нам о зрелище, которого он был свидетелем. У меня была в это время г-жа Сент-Адельгонд, женщина с открытым характером; она бросилась на шею моему мужу, восклицая: «какой вы достойный человек!»

Г-жа де-Полиньяк увидела необходимость обратиться за помощью к г-же Бонапарт. Она упрашивала ее дать ей возможность просить за своего мужа у первого консула. Ее повезли рано утром в Сен-Клу. Войдя к г-же Бонапарт, она упала в обморок; последняя дала ей все доказательства добраго сердца. Она повела ее в салон, через который должен был пройти ее муж; она даже советовала ей броситься на колени и называть его титулами, которые он себе присвоил.