Читаем Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819) полностью

На Рождестве графиня Толстая давала завтрак детям иезуитского пансиона, в котором находились ее два сына, императрица захотела на нем присутствовать так же, как и герцогиня Виртембергская. В 6 часов мы отправились к графине Толстой, ее величество также приехала с герцогиней Виртембергской. Поговорив с хозяйкой дома, с m-me де-Тарант и графиней Витгенштейн, императрица уселась и просила меня приблизиться. Я села на некотором расстоянии, но властным тоном она повторила: «Ближе, рядом со мной». Я повиновалась; тогда она мне сказала с волнением: «Как я счастлива, видя вас рядом с собой». Я была как помешанная от этой перемены в обращении со мной императрицы и не понимала, что могло к ней привести; в остальную часть вечера новые поводы увеличивали мое приятное удивление, но через некоторое время я узнала, что императрица имела в руках ту записочку императора Павла, о которой я говорила выше. Граф Ростопчин отправился в Москву, но князь Чарторыжский рассказал об этом графине Строгановой, та императрице, а ее величество высказала желание прочесть эту записку; написали об этом графу, который, не колеблясь, отдал ее. Возмущенная содержанием императрица бросила записку в огонь: она узнала наконец, кто был истинным виновником ее страданий, и как несправедливо она меня считала виноватой. С этой минуты она пыталась меня приблизить к себе, и было вполне естественным, что я была удивлена этим поведением, так как не знала его оснований. Могла ли я догадываться о таких обвинениях, я, которая думала, что так хорошо доказала ненарушимую верность и привязанность?

У моей дочери заболели глаза, у ней явилась опухоль на ресницах, приходилось подвергнуть ее довольно тяжелой операции. Императрица хотела выразить ей свое участие и послала ей розу через графиню Толстую. Когда моя дочь поправилась, мы отправились к графине Толстой, императрица также приехала к ней. Она благосклонно беседовала о том, что должна была выстрадать моя дочь; затем я ей поднесла в подарок перстень с лунным камнем, который, говорят, приносит счастье. Она надела его на палец и, минуту спустя, сказала графине Толстой: «Вы кое-что переменили в ваших комнатах; оставайтесь здесь на диване, я пойду их посмотреть». Она посмотрела на меня, чтобы мне показать, что я должна ее сопровождать. Наконец я осталась наедине с ней в маленьком будуаре графини Толстой. Как давно это не случалось со мной! Мы говорили отрывисто и были очень растроганы. Императрица сообщила мне свои опасения за здоровье графини Толстой. Я прибавила, что для меня тем страшнее было видеть ее в таком состоянии, что я только от нее могла иметь сведения о ее величестве. Императрица смутилась и сказала: «Я никогда не смогу выразить вам, до какой степени я тронута тем постоянным участием, которое вы сохранили ко мне. Ваша верность меня проникает чувством благодарности». Она продолжала говорить с благосклонностью и чувствительностью, а я бессчетное число раз целовала ее руки, омывая их моими слезами.

После этого объяснения я часто виделась с ней у ее сестры, принцессы Амалии, и у графини Толстой. Она приказывала мне приходить с m-me де-Тарант к принцессе то утром, то вечером. Мы беседовали некоторое время все вместе; затем она уводили меня в другую комнату, чтобы дать больше свободы своему доверию. Это было все, что она могла сделать для меня: я не имела права на частныя посещения ее величества и наслаждалась тем, что давала мне ее благосклонность. Мне невозможно будет передать все мои беседы, но новыя мысли, прелесть выражений и кроткий ум императрицы делали их очень приятными. Летом я ее видела раза два в неделю на даче у графини Толстой, куда она милостиво являлась проводить с нами вечера. По возвращенип в город, мы снова ходили к принцессе Амалии. Однажды вечером императрица сказала мне: «Непременно хочу, чтобы вы согласились на то, о чем я вас сейчас попрошу: пишите мемуары. Никто не способен на это больше вас, и я обещаю вам помогать и доставлять вам материалы». Я сослалась на некоторыя затруднения, но они были устранены, и пришлось согласиться. Я предпринимала работу, к которой не чувствовала себя способной, но все-таки на другой день я принялась за перо. Через несколько дней я показала их начало императрице; она казалась удовлетворенной и приказала мне продолжать.

<p>XXIX</p>

1812 год. — Отъезд императора Александра в армию. — Путешествие императрицы Елисаветы. — Взятие Парижа. — Чувства г-жи де-Тарант. — Болезнь ее и смерть. — Скорбь Головиной. — Погребение тела де-Тарант.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии