Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

«Мы остановились в Шепелевском дворце. Я вбежала по ступенькам большой прекрасно освещенной лестницы. У графини Шуваловой и г. Стрекалова ноги были слабы, и потому они остались далеко позади. Г. Салтыков был со мной, но он остался в передней; я пробегала все комнаты, не останавливаясь, наконец я вошла в спальню, убранную мебелью малинового цвета. Войдя я увидела двух дам с господином; быстрее молнии у меня промелькнуло соображение: «я в Петербурге у императрицы; конечно, это она меня встречает, это наверно она», и я подошла поцеловать руку той, которая более другой была похожа на портрет государыни, составившийся в моем воображении; по самому распространенному портрету, который я видела несколько лет спустя, я наверно не узнала бы ее так скоро. Она была с князем Зубовым (в то время он был просто г. Платон Зубов[83]) и с графиней Браницкой[84], племянницей князя Потемкина. Императрица сказала мне, что она была чрезвычайно рада со мною познакомиться. Я ей передала выражения почтительной преданности от моей матери. В это время явились моя сестра и графиня Шувалова. После непродолжительного разговора она удалилась, и я вся отдалась волшебному впечатлению, охватившему меня при виде всего, окружавшего меня. Ничто не производило на меня такого впечатления, как двор Екатерины, когда я увидела его в первый раз.

«На третий день после нашего приезда, весь день был посвящен уборке наших волос по моде двора и примерке русского платья: мы должны были быть представлены великому князю-отцу и великой княгине. Я в первый раз в жизни была в фижмах и с напудренной прической.

«Вечером, в 6 или 7 часов, нас повели к великому князю-отцу, который принял нас очень хорошо; великая княгиня осыпала меня ласками, говорила со мной о моей матери, о всей моей семье, говорила, как мне должно было быть тяжело расставаться с ними. Этим обращением она вполне покорила мое сердце, и не моя вина, если эта моя привязанность к великой княгине не обратилась навсегда в любовь дочери к уважаемой матери. Нас усадили, великий князь послал за молодыми великими князьями и великими княжнами. Я, как сейчас, вижу, как они входят. Я следила за великим князем Александром со вниманием настолько, насколько это позволяло приличие. Он был очень красив, но не так однако, как мне его описывали. Он не подходил ко мне и смотрел на меня довольно неприязненно. После посещения их высочеств, мы пошли к императрице, сидевшей уже за партией бостона в бриллиантовой комнате. Нас усадили за круглый стол с графиней Шуваловой, с дежурными фрейлинами и камер-юнкерами. Молодые великие князья пришли вскоре за нами; великий князь Александр до конца вечера не сказал мне ни слова, не подошел ко мне ни разу, даже избегал меня, но понемногу он сделался по отношению ко мне обходительнее. Маленькие собрания в Эрмитаже в очень тесном кружке, вечера, проводимые вместе у круглого стола в бриллиантовой комнате, где мы играли в секретари пли рассматривали эстампы, все это привело понемногу к сближению. Однажды, вечером, приблизительно через 6 недель спустя после моего приезда (за круглым столом в бриллиантовой комнате, где мы рисовали вместе с остальным обществом), великий князь потихоньку от других передал мне письмо, в виде объяснения, которое он только что написал; он писал, что, по приказанию родителей, он мне сообщает о том, что он меня любит, и спрашивал, могу ли я отвечать на его чувства, и может ли он надеяться, что я буду счастлива, выйдя за него замуж. Я тоже на клочке бумажки ответила ему в утвердительном смысле, прибавив, что я исполню желание моих родителей, приславших меня сюда. С этого момента на нас уже смотрели, как на жениха и невесту, и мне дали учителя русского языка и Закона Божия».