Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

Графиня Шувалова, друг Вольтера и д’Аламбера[96], пользовалась их доктринами, чтобы оправдывать свои слабости. Она была тонкая интриганка, готовая пожертвовать всем для Платона Зубова, который был в то время ее идолом. Графиня, несмотря на всю изворотливость своего ума, не умела скрыть алчности своего характера: она утопала в богатстве и жаловалась на бедность.

У Зубова был достаточно развитой ум, хорошая память и музыкальные способности. Его небрежный и томный вид носил отпечаток его беспечного и ленивого характера.

Граф Строганов был очень любезный человек и добр до слабости; он страстно любил искусства. Весь его характер был построен на энтузиазме и порывах; он поступал дурно, увлекаясь, но никогда не по собственному желанию; всегда ровным настроением духа и веселостью он оживлял наше общество. Император Павел сделал его директором Академии Художеств. Он способствовал ее улучшению. Он глубоко любил свою родину, не обладая, однако, добродетелями, способными сделать его ее опорой.

Мой дядя, обер-камергер Шувалов, был воплощенная доброта. Его прекрасная благородная фигура изобличала в нем благородную и бескорыстную душу; он жертвовал половину своих доходов в пользу бедных. Его привязанность к императрице доходила до слабости; несмотря на милости, которыми императрица его осыпала, он был всегда очень скромен. Однажды он вошел к государыне в то время, когда она играла на биллиарде с лицами, принадлежавшими к ближайшему ее кругу. Государыня, шутя, сделала ему глубокий, реверанс, он ответил ей тем же; она улыбнулась, придворные захохотали. Такая неожиданная и деланная веселость со стороны ее придворных поразила государыню.

— Господа, — обратилась она к ним, — ведь мы с обер-камергером уж 40 лет, как друзья, и потому мне может быть дозволено шутить с ним.

Все замолчали.

После смерти своей повелительницы мой дядя целый год скорбел о ней[97].

Г. Чертков, прекрасный, добрый, русский человек в полном смысле этого слова, был человек благородный и здравомыслящий. Государыню он обожал, он умер через несколько месяцев после ее смерти, не будучи в силах перенести этой потери[98].

Г-жа Протасова, безобразная и черная, как королева островов Таити, постоянно жила при дворе. Она была родственницей князя Орлова[99] и, благодаря его благосклонности, была пристроена ко двору. Когда она достигла более чем зрелого возраста и не составила себе партии, ее величество подарила ей свой портрет и пожаловала в камер-фрейлины. Она принадлежала к интимному кружку государыни не потому, чтобы она была другом императрицы или обладала высокими качествами, а потому, что была бедна и ворчлива. В ней развито было, однако, чувство благодарности. Императрица, сжалившись над ее бедностью, пожелала поддержать ее своим покровительством: она разрешила ей вызвать к себе своих племянниц и заняться их образованием. Она иногда шутила над ее воркотней. Однажды, когда Протасова была в особенно ворчливом настроении, ее величество, заметив это, сказала ей:

— Я уверена, моя королева, — (она так называла ее в шутку), — что вы сегодня утром били свою горничную, и потому вы как будто в дурном расположении духа. Я, встав в 5 часов утра и решив дела в пользу одним и во вред другим, оставила в своем кабинете все дурные впечатления, все свои беспокойства, и прихожу сюда, моя прекрасная королева, с самым лучшим настроением духа.

Двор великого князя Александра состоял из обер-гофмаршала графа Головина, моего мужа, графа Толстого[100], камергера Ададурова[101], князя Хованского[102] и камер-юнкера графа Потоцкого[103].

Двор проводил вечер у принцессы Луизы, которая со времени своего миропомазания и помолвки получила титул великой княжны Елисаветы. Племянницы г-жи Протасовой приходили туда постоянно. Принцесса Фредерика немало способствовала оживлению общества. Она была очень умна и хитра и, несмотря на ее юный возраст, выказывала решительность характера. Увы, ее судьба, хотя и блестящая, подвергла ее многим испытаниям, и корона, возложенная на ее голову, была покрыта шипами[104]. Она уехала в конце пребывания двора в Царском Селе, чтобы вернуться к своей матери. Сцена разлуки двух сестер была очень трогательна. Накануне ее отъезда, идя к великой княжне Елисавете, я встретила императрицу под сводами террасы, выходящую от принцессы Фредерики. Она возвращалась с прощального визита от нее…