Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

На другой день, утром, когда все было готово к отъезду, двор великого князя собрался, мы прошли через сад и прелестный цветник до лужка, где стоял ее экипаж. После раздирающих душу прощаний, великая княжна вскочила в карету к сестре в то время, когда дверцы уже закрывались и, поцеловав ее еще раз, она поспешно вышла, схватила мою руку и побежала со мной до развалины в конце сада; она села под дерево, положила мне голову, предавшись горю. Когда же графиня Шувалова вместе с остальным двором подошли к нам, то великая княжна Елисавета тотчас поднялась, подавила слезы и медленно, с совершенно спокойным видом, пошла по направлению к дому, уже в такие ранние годы умея скрывать свое горе[105]. Эта сила заставляла ошибаться в ее характере всех тех, которые не хотели понять ее или считали ее холодной и бесчувственной; мне говорили об этом, но я всегда отвечала молчанием: бывают в сердце такие святые и дорогие уголки, говорить о которых значит профанировать их, и есть такие низкие и презренные мнения, что они не стоят, того, чтоб их оспаривать.

Приготовления к свадьбе великого князя Александра начались тотчас по приезде двора в город; все ожидали этого момента с живым интересом. Наконец настало 29 сентября 1793 года[106]. В церкви Зимнего дворца было устроено возвышение, на котором должна была совершиться брачная церемония, для того, чтобы всем было видно. Как только молодые встали на него, всеми овладело чувство умиления; они были хороши, как ангелы. Обер-камергер Шувалов и князь Безбородко держали венцы. Когда обряд венчания был кончен, великий князь и великая княгиня сошли, держась за руку; великий князь стал затем на колени перед императрицей, чтобы благодарить ее, но государыня подняла его, обняла и целовала, рыдая. Такую же нежность государыня выказала и по отношению к великой княгине; затем молодые новобрачные поцеловались с великим князем-отцом и великой княгиней-матерью, которые тоже благодарили государыню. Великий князь Павел был глубоко тронут, что всех очень удивило. В то время он любил свою невестку, как настоящий отец.

Граф Растопчин, долго пользовавшийся милостью великого князя, рассказывал мне, что однажды в Гатчине, в разговоре о великой княгине Елисавете, великий князь Павел с живостью заметил: «нужно отправиться в Рим, чтобы найти вторую Елисавету». Но все изменилось потом; некоторые несчастные обстоятельства породили явления, которые могли возбудить сомнение и придать вид правды самым ужасным клеветам. Такова судьба царственных особ: самые законные и естественные из чувств постоянно подрываются людьми низкими, ловкими, льстивыми и жаждущими только того, чтобы сохранить царскую милость на счет истинно преданных им людей.

Император Павел более других опасался быть обманутым; его характер, становившийся все более недоверчивым, был очень удобен для тех, кто желал его гибели. Его супруга, великая княгиня, хотя любила его, но своими стараниями влиять на него только больше раздражала его. Она окружила его интригами, которые льстили его самолюбию, уничтожали доброту его характера. Она думала, что, спасая несчастных, она исчерпывала все свои обязанности благотворения, и то же тщеславие, которое уже столько раз вредило ей, отравляло те дела ее благотворительности, главным источником которых должно быть доброе сердце. Она стала завидовать красоте, грации и изяществу великой княгини Елисаветы, дружбе к ней императрицы и особенно воздаваемым ей почестям. Перемену ее по отношению ко мне я могу приписать лишь особенной моей привязанности к ее невестке; ее доброта, милости ко мне, продолжавшиеся 16 лет, обратились в ненависть; она старалась погубить меня во мнении великой княгини Елисаветы, уверенная, что ничто не могло быть для меня более чувствительным[107].

В день свадьбы был большой обед, вечером — большой бал в парадной зале великого князя Александра. Императрица, великий князь Павел Петрович и великая княгиня Мария Феодоровна проводили молодых до их апартаментов. На другой день был другой бал в большой галерее у императрицы, затем следовало еще несколько празднеств.

Приезд турецкого посланника в октябре того же года представил очень красивое зрелище. Аудиенция, данная ему императрицей, была очень торжественна; начиная от дверей залы, в которой его принимали, до трона, на котором восседала императрица, стояли в 2 ряда солдаты гвардейского полка, все высокого роста, одетые в красные колеты, с одной золотой звездой, украшенной русским гербом, на груди, и другой — на спине. Они образовали из себя густую цепь; у них был черный плюмаж, серебряные каски и карабины. На государыне была надета императорская мантия и малая корона. Два церемониймейстера открывали шествие, держа в руках золотые булавы с двуглавым орлом, за ними двое церемониймейстеров вели посланника, богато одетого; более 60-ти турок несли подарки на восточных подушках.