Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

Переезд двора в Царское Село весною 1795 г. — Любовь императрицы Екатерины к великой княгине Елисавете Алексеевне. — Нерасположение к графине Головиной великой княгини Марии Феодоровны. — Поездка в Петергоф. — Посещение Кронштадта. — Пожалование польских имений. — Граф Шуазель-Гуфье. — Случай с кошкой императрицы. — Удаление от двора Растопчина. — Прогулка в Царскосельском саду. — Графиня Браницкая. — Уничтожение дневника великой княгини Елисаветы Алексеевны.

Наступила весна. Каждый раз с новой радостью я думала об отъезде в Царское Село; независимо от наступления прекрасного времени года и здорового воздуха, которым дышали на даче, я имела счастие видеть великую княгиню почти с утра до вечера. В городе я ее часто видела, но это было не то; также она писала мне правильно через моего мужа, имевшего честь видеть их высочеств ежедневно. Мы отправились 6 мая 1795 года в Царское Село. Я была беременна и потому не принимала участия в возобновившейся игре в горелки, а оставалась возле ее величества, которая по своей доброте почти всегда усаживала меня возле себя. Наши беседы касались обыкновенно только грации и прелести великой княгини. Я помню, что однажды вечером, в то время, как приготовляли игры, императрица сидела между великой княгиней и мной; между нами находилась маленькая левретка императрицы, которую великая княгиня гладила рукой. Императрица, говорившая со мной в это время, повернувши ко мне свое лицо, желая также погладить собачку, положила свою руку на руку великой княгини, которая ее поцеловала.

— «Боже мой», — сказала ее величество, — «я не думала, что здесь ваша рука».

Великая княгиня ответила: «Если это не преднамеренно, то я благословляю случай».

Эти слова, произнесенные кстати и с грацией, доставили императрице новый случай говорить мне о великой княгине, которую она любила с особенною нежностью. Молодая и скромная великая княгиня не имела в сношениях с ее величеством той непринужденности, которую могла бы иметь. Происки и интриги графа Салтыкова увеличивали некоторое смущение, испытываемое великой княгиней. Великая княгиня-мать все больше и больше завидовала дружбе между императрицей и молодой великой княгиней; это несчастное чувство увеличивало также ее нерасположение ко мне. С этих пор она пыталась погубить меня в глазах великого князя Александра и великой княгини Елисаветы, рисуя им меня, как женщину опасную и интриганку. Увы, я слишком мало была к этому способна: мое откровенное и непринужденное поведение так противоречило политике двора, что, если бы я хотя одну минуту руководилась расчетом, я бы действовала с большей осторожностью и ловкостью. Мое особенное рвение и моя преданность позволяли мне думать только о пользе той, которой я отдала всю свою жизнь; я не думала о тех опасностях, которым ежедневно сама подвергалась. Бог — велик и справедлив, время ослабляет оружие клеветы и разрывает пелену, скрывающую от глаз истину; совесть, внутреннее чувство, превозмогает наши горести и дает успокоение, помощью которого можно все перенести.