Записки из арабской тюрьмы

Эссамир свободно мигрировал из одной камеры в другую, навещая многочисленных дружбанов. Поначалу администрация была против таких вольностей, и когда его вытолкали взашей из очередных гостей, я тому свидетель, он начал орать, что ущемляют его права, что он вскроет себе вены, затем залез на подоконник, достал бритву и начал картинно размахивать ею перед собственным горлом. При этом он кривлялся, орал и грозил всяческими карами надзирателям. «Концерт» продолжался около часа. Как он вопил, было слышно во всех самых дальних уголках тюрьмы. В конце концов плюнули и разрешили ему шарахаться до вечерней проверки.

Для меня до сих пор осталось загадкой, почему администрация шла ему на уступки, ведь закрывали же глаза на явные убийства. Летом убили старпера — насильника, после Нового года, в январе, задушили уголовника из соседней первой камеры. А в том, что его задушили, не сомневаюсь. Нашли его в петле над входной дверью, типа повесился, но когда выносили труп, я стоял рядом и видел, что у покойного на шее было две (!) странгуляционные борозды. То есть его сначала удавили, а затем подвесили. Никого не нашли, потому что не искали.

А с Болтуном нянчились, шли на разные уступки, а он кочевряжился, вены вскрою, жизни себя лишу! Ну и вскрыл бы, одним говном меньше стало бы! Возможно, его смерть могла вызвать тюремный бунт с далеко идущими последствиями? Но могла быть и другая причина.

Но вот было у нас в камере два таких кадра, бывший полицай и матерый уголовник. Вот с полицаем-то как раз все понятно, он свой для дубаков. Поэтому вставал, когда хотел, гулял, где хотел, и на проверки не выходил, а с Эссамиром почему либеральничали, не понимаю.

Часам к десяти принесли яйца, багеты, молоко, по литру на брата, вареный картофель. Завтрак! Я уж и забыл, что завтраки бывают, привык уже к двухразовому питанию. Поел еще, попил молока, голод притуплялся, язык стал уменьшаться в размерах и поубавилось шершавости, но мочиться не хотелось.

Вскоре пришел доктор Ибрагим, справился о моем здоровье, я поделился с ним своими опасениями и попросил дать мочегонных. Через полчаса выпил фуросемид, а через час первый раз почти за двое суток сполз с кровати и доковылял до туалета, где справил диурез. Ну, жить буду!

Весь день пил воду, мочегонные и с остановками ходил в туалет, «прочищал» почки. Сокамерники, видя мои мучения, не доставали разговорами и не лезли в душу.

На следующий день мне значительно полегчало, уже не так кружилась голова, начал ходить в туалет без мочегонных, исчезла шершавость на языке, прекратили кровоточить десны, меньше шатались зубы.

Когда в очередной раз делал остановку по пути из туалета до кровати, открылся «домик», и из него вылезла взлохмаченная седая голова европейца. Так я первый раз увидел Рени.

Мне почему-то показалось, что он непременно заговорит по-русски, но француз владел только своим языком и английским. Я не стал карабкаться на верхотуру второго яруса, а остался сидеть на стуле в проходе. Меня обступили обитатели и, пожимая руки, начали знакомиться. Все имена с ходу не запомнил, путался поначалу, но арабы народ с юмором, потому не обижались, а веселились.

Вдруг Рени что-то начал быстро говорить, тыкая морщинистым пальцем в календарь. Мой запас французских слов сводился к «бонжур», «оревуар», «пардон», здесь еще обогатил за счет «цивиль присон» (гражданская тюрьма).

— Я не понимаю, что он хочет? — по-арабски спросил я.

— Он говорит, что сегодня 31 декабря, и завтра начинается новый, 2009 год, — перевел мне Олигарх. — Что во Франции сейчас очень весело, и он бы не отказался от рюмки хорошего коньяку.

— Спроси, а шампанское он что, не пьет?

— Нет, он любит коньяк и виски!

Да, самый любимый с детства праздник приходится встречать в таких условиях. Одно радовало, что не меня одного. Это надо ж забыть, что сегодня Новый год! Мне сделалось грустно, расхотелось беседовать, залез на свою кровать и задумался о превратностях судьбы.

Кто-то плюхнулся на соседнюю койку, я повернулся и увидел моджахеда Авери.

Произнеся традиционное приветствие и получив достойный ответ, он спросил, почему я такой хмурый.

— Так Новый год сегодня, а я в тюрьме! — объяснил ваххабиту.

— А для нас это не праздник! Баловство одно, смена даты.

— Для кого «для вас»?

— Для правоверных мусульман! В России есть мусульмане?

— Полно, в Чечне, например, в Дагестане.

— О, Чечня! Вы, русские, убиваете там наших братьев, ты убивал мусульман? — зло произнес Авери и грозно посмотрел на меня.

— Я вообще-то, доктор жаррах (хирург) и никого не убивал, ни мусульман, ни христиан! Я и в Чечне-то никогда не был!

— Доктор? Доктор — это хорошо, — чуть смягчился моджахед. — А что скажешь на это?

Он протянул мне свою обезображенную руку.

Имел место грубый рубец на передней и задней поверхности левого локтевого сустава. Сам сустав «болтался», амплитуда движений была значительно больше нормы.

— Похоже на пулевое ранение, — высказал я предположение.