Записки из чемодана

15 октября 1946 года, когда пришли за ним в камеру, чтобы его повесить, он уже корчился на кровати и хрипел, раскусив ампулу с цианистым калием. Ампулу могла передать его жена, которая посещала его, и, кроме того, как мне докладывал генерал Мальков*, которого я посылал в Нюрнберг для участия в приведении приговоров над осужденными преступниками, Геринг в камере жил вольной жизнью и имел возможность хранить эту ампулу.

В камере он оставил письмо начальнику Нюрнбергской тюрьмы, полковнику Эндрюс* с благодарностью за хорошее содержание. И в конце написал, что он не мог допустить, чтобы рейхсмаршал Германии мог быть повешен.

Что касается остальных подручных Гитлера, которых насчитывается более двух десятков, в том числе и военных, то о них читатели знают из Нюренбергского процесса, который начался 18 октября (или ноября) 45-го года и 1 октября 46-го закончился[296].

Могу рассказать несколько любопытных эпизодов, как происходило исполнение приговора Международного Военного Трибунала.

В качестве представителя от Советской военной администрации нами был командирован генерал Мальков, который, возвратившись, привез фотографии «фюреров» и рассказал о порядках, существующих на Западе.

Приведение в исполнение приговора было возложено на американцев, которые и содержали в тюрьме преступников. Как и положено, американцы это провели с помпой.

Был в помещении тюрьмы устроен специальный эшафот, высотой 3 метра. На полу эшафота под виселицей был люк в квадратный метр. Когда на эшафот вводили преступников, сразу же на шею надевали веревки и один из членов трибунала читал приговор. Закончив чтение, спрашивал у преступника, нет ли вопросов или заявления.

После ответа «нет» сержант американской армии, стоявший рядом с преступником, ногой нажимал педаль, и преступник проваливался в люк с петлей на шее. Через несколько минут, когда врач фиксировал смерть, сержант снимал веревку с повешенного и прятал за пазуху.

На вопрос нашего генерала, зачем сержант прячет веревку, тот, счастливо улыбаясь, ответил: «Господин генерал, ведь веревка с повешенного для молодых людей приносит счастье, а мне бизнес. Я по клочкам буду её продавать за доллары».

И тут у американцев бизнес!

В приведении приговора трибунала в исполнение в отношении Геринга, как я уже писал выше, получилась у американцев осечка. Когда за ним пришли в камеру, то он уже лежал мертвый.

На столе лежала записка, адресованная сержанту, охранявшему его. Геринг благодарил сержанта за заботу и внимание и просил, чтобы начальство не ругало сержанта, что он, Геринг, покончил жизнь самоубийством, иначе не мог позволить кому бы то ни было, чтобы его повесили. Сержант был смущен.

Когда осматривали комнату (я умышленно называю комнатой, а не камерой, как полагается содержать преступников), то там было несколько костюмов Геринга, различные бритвенные принадлежности и кремы, чайный прибор, в общем, все удобства. Видно, поэтому он и благодарил американцев.

Сжигали трупы фашистов в Мюнхене, на одной из фабрик. Пепел каждого трупа американцы всыпали в отдельную урну с надписью фамилии, а затем американский генерал предложил всем представителям выехать за город и развеять пепел в канале, чтобы ничего не осталось от преступников. Все согласились.

Когда генералы садились в 7-местную автомашину, никто из них не хотел садиться впереди рядом с шофером. Генерал Мальков, видя это, сел с шофером. Когда стали подъезжать к каналу, Мальков услышал сзади в машине шум и возню. Обернувшись, он увидел, как американский генерал отбивает руку английского генерала, который пытается первым влезть в урну за пеплом.

Оказывается, по их традициям, кто первый бросит пепел, тот также будет счастлив. Когда машина остановилась, Мальков еле сдерживал смех, глядя на измазанных в золе генералов, бросившихся к воде, чтобы бросить пепел.

Адъютант фюрера

Казалось, можно было бы на этом и кончить повествование о Гитлере и фашистских главарях, так как вопрос предельно ясен. Но полагаю, будет небезынтересно узнать ещё одну деталь, подтверждающую изложенное выше.

В 1947 году, возвратившись из Германии на работу в Москву, я ведал Главным управлением военнопленных НКВД СССР.

Как-то раз начальник Красногорского лагеря военнопленных мне доложил, что один немецкий офицер, антифашист, добивается, чтобы его заслушал генерал Серов, так как другому он ничего не будет говорить.

Через несколько дней я вызвал этого «антифашиста». Вошел высокий офицер лет 30–32. Я спросил его фамилию, он ответил: «Гюнше». Сразу у меня в голове появилась мысль: не тот ли Гюнше, адъютант Гитлера, о котором говорил Фриче?

Представляете мое состояние? Я не должен был показать вида, что страшно заинтересован его выслушать, чтобы не дать повода наплести мне небылиц.

Спокойно спрашиваю, что он хочет заявить. Гюнше говорит: «Я — адъютант Гитлера и могу рассказать о последних днях Гитлера».