Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1.

Конечно, зная о происшедшем, я уже нисколько не готовился к роли докладчика в призовом суде и 25 октября, зная о положении вещей, не просматривал дела, так как мне было сообщено, что в этом суде мы не будем заниматься призовыми делами. Но, снёсшись по телефону со Стеблиным-Каменским ещё 25 октября, мы решили во что бы то ни стало быть на заседании суда. Стеблин-Каменский как прокурор суда заявил мне, что дел в этом заседании быть не может, так как всё здание морского министерства в настоящий момент — военный лагерь. Наше заседание происходило на большой лестнице морского министерства, где в назначенный час (1 час дня) собрались судьи и в несколько минут решили, что заседание суда не может состояться, ибо мы не знаем, от чьего имени судить. От имени Временного правительства, как было до сих пор, очевидно, нельзя было, так как оно сидело в Петропавловской крепости, а от имени нового правительства — единодушно решили, что не будем. Ввиду этого заседание Высшего призового суда было отсрочено sine die[71]. Так оно впоследствии никогда и не состоялось, но отрицательным решением в отношении нового «рабоче-крестьянского правительства» я вынужден был определить свою принципиальную позицию за сутки до решения ведомства и Союза союзов.

Для меня лично саботаж начался уже 26 октября 1917 г. После этого мимолётного заседания, сознавая всё значение переворота в смысле необходимости соответственных предосторожностей, я пошёл не к себе домой, а в пустовавшую тогда квартиру моего родственника П.П. Гронского на Шпалерной улице. Из моей каменноостровской квартиры я перевёз два чемодана с необходимыми вещами. Две квартиры мне казались надёжнее одной, и по всему предшествующему я знал, что мне не избежать известной роли в министерстве, которая могла закончиться плохо, если бы я продолжал жить в прежнем месте. Поступал я так «на всякий случай», не отдавая себе отчёта в том, что пассивным к наступающим событиям я не останусь. Для этого у меня были следующие данные.

Если Терещенко с полной беспечностью мог рассылать телеграммы по всему свету нашим заграничным представителям о том, что «в Петрограде всё спокойно», то такой наивный оптимизм не разделялся нашим комитетом и даже Союзом союзов всех ведомств. Последнее время, уже в октябре, я стал, наконец, ходить в этот самый Союз союзов, хотя до решительного дня 27 октября там ничего особенного не произошло.

Начало саботажа

Во главе Союза союзов стоял чиновник министерства внутренних дел Кудрявцев, другой чиновник того же ведомства, уже немолодой, по фамилии Соколов, был типичным петербургским чиновником, деятельную роль играл чиновник министерства финансов Харьковцев. В Союзе союзов до 27 октября только в частных беседах говорилось о его тактике в случае свержения Временного правительства. Центральным пунктом заседаний до этого дня была информация — общая и по ведомствам. Информация эта была очень тревожна, в том что касалось близости большевистского взрыва, и была очень утешительна в отношении твёрдого антибольшевистского настроения во всех ведомствах.

Наш комитет в лице князя Л.В. Урусова и В.К. Коростовца уже с июльских дней поддерживал самое близкое общение с Союзом союзов, и Урусов был избран там товарищем председателя (председателем был Кудрявцев, другим товарищем председателя — Харьковцев). С октября к Урусову и Коростовцу присоединился от нашего ведомства я, хотя наш комитет с самого начала избрал меня представителем в Союз союзов. К октябрьскому перевороту все ведомства были представлены в Союзе союзов, не исключая и ВИКЖЕЛЯ, то есть Союза железнодорожников и почтово-телеграфных служащих. Должен сказать, что ВИКЖЕЛЬ, впоследствии занявший особую позицию, был, кроме того, представлен и в Союзе служащих министерства путей сообщения.

Таким образом, весь центрально-государственный аппарат Петрограда заключался в Союзе союзов, мы имели сведения обо всех самых главных учреждениях столицы, и оттуда наши щупальца протягивались по всей России. В Союзе союзов не были представлены лишь два ведомства — военное и морское. Если бы они входили туда, то это был бы не Союз союзов, а правительство России. В том виде, в каком он существовал ко дню большевистского переворота, Союз союзов персонифицировал всю гражданскую правительственную власть или, вернее, весь государственный аппарат, за исключением армии и флота. Даже дипломатия благодаря участию нашего комитета служащих МИД была в распоряжении Союза союзов.

27 октября 1917 г. является исторической датой для дипломатического ведомства и для всего антибольшевистского движения, так как в этот день Союзом союзов всех правительственных учреждений Петрограда была объявлена всеобщая забастовка по случаю большевистского переворота и был выпущен призыв к забастовке в провинцию.