Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства, 1914–1920 гг. Книга 1.

Сазонов во всех дипломатических сношениях подчёркивал славянское решение польского вопроса как единственную цель русского правительства, Маклаков же в течение целого года до оккупации Царства Польского германскими войсками не сделал ни малейшего шага, чтобы на деле доказать наступление в польском вопросе «новой эры». Целый год воззвание вел. кн. Николая Николаевича служило только для «внешнего употребления», и, несмотря на все усилия Сазонова, во внутренней политике всё оставалось в этом вопросе по-старому. Неудивительно, что у союзных дипломатов, конечно, хорошо осведомлённых о разногласиях в Совете министров на этот счёт, создавалось впечатление неискренности русского правительства, а между тем разве можно вести широкую славянскую политику, если русско-польские отношения не выльются в форму искреннего и прочного примирения?

В особенности в этом направлении старалась французская дипломатия, казалось, поставившая своей целью добиться здесь во что бы то ни стало действительно «новой эры». Но, наверное, Палеолог, бывший в то время французским послом в Петрограде, и не подозревал, как ловко пользовались Н.А. Маклаков и М.А. Таубе его заступничеством за поляков, чтобы выставить Сазонова перед государем проводником коварных затей наших «союзников», поднявших польский вопрос, дабы ослабить наше положение в Европе отторжением от России с таким трудом добытого Царства Польского.

Понятно, как это противодействие в польском вопросе внутри самого русского правительства связывало руки Сазонову в ведении и прочих славянских вопросов, неотделимых от дальнейшей судьбы Габсбургской империи. Здесь всё же имелась ясная формула хотя и «единой» Польши, но так или иначе в составе Российской империи, в других же западнославянских вопросах уже приходилось идти ощупью, чтобы не наткнуться на ещё большее противодействие петербургских кругов, по старой привычке думавших о возможности восстановления после войны «дружеских и добрососедских отношений» как с Германией, так и с Австро-Венгрией.

Не только в составе правительства, но и в составе той же Юрисконсультской части МИД, которая вела польский вопрос в министерстве, не было никакого единодушия. Если Нольде, являвшийся, в сущности, одним из авторов «новой эры» в этом вопросе, энергично и настойчиво поддерживал или, как злые языки говорили, «инспирировал» Сазонова в благоприятном для поляков смысле, то его ближайший помощник держался диаметрально противоположной точки зрения. Взгляды Горлова представляют интерес не потому, что они имели реальное значение для решения польского вопроса внутри МИД, а потому, что являлись отражением распространённых убеждений известной части петербургской бюрократии, да и потому, что были взглядами того самого лица, которому уже в другие времена пришлось иметь дело с той независимой Польшей, которую он так не жаловал. Надо сказать, что Горлов не только имел майорат в Царстве Польском из конфискованных после восстания 1863 г. польских имений, но и начал свою чиновничью службу в канцелярии варшавского генерал-губернатора, то есть прошёл полностью всю практическую правительственную школу «русского полонофобства».

С этим типом людей мне раньше никогда не приходилось встречаться, и я был сильно удивлён, когда вскоре после поступления в Юрисконсультскую часть Горлов спросил меня, как я отношусь к воззванию вел. кн. Николая Николаевича, и на мой положительный ответ разразился филиппикой против Сазонова и Нольде. По его мнению, это воззвание является или «пустым обещанием» в случае неудачного окончания войны, или же «обманом» в случае победы России, так как о независимости Польши не может быть и речи в этом случае, ибо Россия не может позволить себе роскошь иметь под боком такого «потенциального врага», как Польша. Что Польша неминуемо станет врагом России, Горлов выводил из характера поляков, их национальной склонности не считаться с реальной обстановкой, заноситься и т.д. Существование «независимой» Польши, как он полагал, поднимет вопрос о наших западных губерниях, если даже не считать возбуждения претензий поляков на Украину и границы 1772 г. Об общеславянском значении радикального решения польского вопроса Гopлов говорил, что вообще славянского вопроса нет, есть отдельные славянские народы, интересы коих в некоторых случаях совпадают, а в других противоречат друг другу, что безусловно справедливого решения славянского вопроса не придумаешь, так как нельзя же, например, ставить вопрос украинский.