Записки из клизменной

Просьба немыслимая. Я ведь лично никаких уколов не делал, только сестры, которые каждый день новые. Значит, надо договариваться, брать в долю. Просто так, с дуба, не назначишь же бициллин или что другое. Даже если бы я колол ее под видом новокаиновой блокады – все равно бы не вышло, сестра всегда ассистирует.

Ну, допустим, что сумел бы. Не это главное. Во-первых, неизвестно, заразилась ли она. Можно ведь и не заразиться. А во-вторых – и это уже главное – как узнать, вылечилась она или нет? Тут же специальные анализы нужны, их просто так вообще никто не делает. Без них этот чертов сифилис запросто получится приглушенным и тайным. Потом, через несколько лет, нос провалится – и привет, да еще уйма людей пострадает.

В общем, надо отказывать.

С другой стороны, заполучив такую информацию, я не имею права не отреагировать на сифилис в отделении. Это чревато. И тетке сказать нельзя. То есть можно, но свиньей быть не хочется.

«Безвыходная ситуация», – говорит уролог-хирург.

Я выбрал самый безопасный вариант. Велел мужику идти к заведующей отделением. Я буду чист, если поставлю в известность формальное руководство. Я надеялся на ее слабоумие. И не напрасно, как оказалось.

О чем они беседовали, не знаю. Видел только, как они прощались. Заведующая с ответственным, тупым и серьезным видом пожимала ему руку.

«Лечитесь! – сказала она тоном взволнованной княгини Марьи Алексевны. – Я никому не скажу».

И он ушел. А она назначила тетке кровь на RW. И результат никак еще не мог быть положительным, даже если та заразилась. Он и не был положительным. И заведующая успокоилась.

Я-то, конечно, не успокоился.

Нарисовал на истории болезни черный треугольничек, знак гепатита. На свой страх и риск. Чтобы ей все отдельно делали. И хватит.

А дальше пусть облонские разбираются сами.

Ангелы и демоны

В больнице, где завершился мой медицинский путь, случались тягостные утренние недомогания. У многих. И я, конечно, не был исключением.

Для поправки здоровья можно было посетить либо демонов, либо ангелов.

Ярким представителем первых был заведующий лечебной физкультурой. Он всегда был готов удружить, но, поправив здоровье, всегда стремился погубить его снова с причинением ущерба окружающим. Вел себя вызывающе и всех подавлял своим неугомонным характером.

У него довольно долго хранился коньяк, литров десять. Кто-то поблагодарил за лечение аппаратом, который у физкультурника считался ноу-хау. Аппарат представлял собой фрагмент самоходной дорожки, на который надо было лечь животом и приготовиться к массажу. Физкультурник наступал на какую-то педаль, и дорожка начинала отчаянно вибрировать.

– Попробуй, – приглашал физкультурник. – Через десять минут – изумительный стул, непрерывный.

И вот я стучался в дверь, а физкультурник приотворял ее и коротко говорил: «Погоди». В щелочку я видел клиента, сотрясаемого аппаратом. Потом дверь отворялась со словами: «Заходи».

Коньяк был приличный, но физкультурника я побаивался. Совсем другое дело – доктор С., заведующий содружественным нервным отделением. Добрый, миролюбивый, переполненный философией благожелательного цинизма. Он относился к ангелам. У него хранились напитки, отобранные у больных накануне вечером, перед сном.

Утром, когда больные извинялись, доктор С. морщился и отмахивался:

– Только не говорите мне, что полоскали рот настойкой овса.

Однажды я пришел к нему, чувствуя себя исключительно плохо.

– У меня есть, – нерешительно признался доктор С. – Но я вам не советую.

И показал трофей. Это была густоватая жидкость с зеленоватым отливом, в початой водочной бутылке. Было так страшно, что я пересилил себя и отказался.

Но через полчаса вернулся.

Оказалось, опоздал. Жидкость уже выпил физкультурник, у которого кончился коньяк.

Скафандр

Однажды наша больница послала делегацию на медицинскую выставку в Гавани.

В числе прочего там показывали чудо-скафандр. Это было устройство для виртуализации реальности. Внутри можно сколько угодно воображать себя стоячим, ходячим, веселючим и вообще сверхчеловеком.

Наш начмед, академик реабилитации, аж задохнулся возле этого скафандра. Его сразу перестало интересовать все прочее, нужное больнице позарез: термошкаф, утятница, градусники. Он хотел только одного: скафандр.

– Нам бы такой, – шептал он, ходя кругами.

Скафандр стоил сорок тысяч долларов. Или двадцать. Неважно.

Академика тронули за рукав.

– Пойдемте, – сказали ему соболезнующе.

– Пойдемте-пойдемте, – повторили ему еще раз, уводя от греха подальше, под руку.

Потому как ясно, что если бы он даже выбил грант под скафандр, больше одной штуки ему бы никто не разрешил купить.

И на скафандр образовалась бы очередь.

Все доктора поседели бы вмиг и полысели, потому что в скафандр захотели бы решительно все – особенно те, кому он ни к чему. Женщины с неустроенным личным климаксом, ветераны партии, родственники вспомогательного персонала и сам вспомогательный персонал.

Посыпались бы жалобы, начались бы обиды.

Направление в скафандр выдавал бы главврач, за тремя печатями от заместителей.