Записки из Книги Лиц

Ко мне пришли друзья, сказал старик.
В подсобке тесной
арбуза жухлость,
сыр ломтиком
и чай в стаканчиках пузатых,
трик-трак, крик-кляк, шеш-беш и шеш-гоша
— но нет, Баку слезам не верит,
хоть полный тасс
уполномочен заявить
товар воспоминаний,
и хоть деньги
метельщик все потратил
на сыр, арбуз и мягкий хлеб,
печальной нежности улыбка.
Все так, или почти,
как много лет назад:
сыр с мягким хлебом
жуя, отхлебывая чай,
(почти, какой арбуз зимой?)
приятели из класса
бросали зары,
забыв хозяина.
«Не плачь», утешит мать потом,
когда уйдут.

……

Нет-нет, ко мне пришли друзья, сказал старик.

На закате, рапидом

Пламя пронеслось по окнам домов на той стороне бухты.

До

Эстакада шаг за шагом увела в странную тишину моря на фоне шумного города, к мизансцене трех целующихся пар, внезапно — вместе с громадой воды — открывшейся за ржавым остовом брошенного кафе.

Возвращение вторично разрезало полусферу бухты. Ветер развернул к берегу веер фонтана, выткав зыбкую телебашню из вертикальных водяных нитей, чье медленно-мерное движение напомнило — неожиданное развитие темы — помехи на экране. Подгоняемая шагами, башня показалась из-за воды, теперь похожей на — еще одно превращение — кальку в фотоальбоме. Очертания размыты, смягчены солнечным светом. А справа — пасмурно-четкие контуры и цвета домов. Хрупкая и недолгая прихоть облачного заката.

Огни на том берегу

Длинные, тонкие ножки дрожат глянцевым светом, с непостижимой одновременностью стелясь по поверхности и уходя вниз, в черную пустоту воды.

Новогодний салют

Гигантский цветок, мимолетно раскрывший бутон в черном небе,
Посмотри: вот еще, на излете рожденный, на вздохе последнем
Репетиция жизни ровно за год до другой репетиции жизни —
Репетиция смерти, репетиция смерти…

Дом отдыха. ночь

Черный провал глухо шумящего моря. Смутно-белый окрас потухшего фонаря.

Сдвоенный сноп желтого света с глухим моторным шумом скользнул по зависшей над землей шеренге черных окон; захватил кусочек глухой стены с красной урной и зеленой скамейкой. Чуть погодя из невидимой перспективы что-то стукнуло и протяжно заскрипело.

На зеленой скамейке кто-то забыл полотенце. Где-то распахнулось и почему-то снова закрылось окно. Обрывок разговора коротким аккордом. И вновь тишина. Два недостроенных домика пялят друг на друга пустые глазницы.

Театр-2

В центре потолка были подвешены качели. Под качелями из ковра с толстым ворсом вылезал мальчик в майке без рукавов. Обнаженная женщина в дальнем углу сидела перед зеркалом, поджав ноги. Качели слегка дрожали: с них слезли только что. В другом углу зала человек с алебастровым криком на лице вырывался из объятий змеи.

Из угла в угол быстро ходили три живые женщины — то одна, то другая что-то говоря громко и взволнованно, иногда не говоря ничего. Остальные за ними, скрипя паркетом.

Спустя какое-то время после того, как все разошлись, качели, наконец, замерли. Сдвинутые с места нечаянным толчком чьей-то вялой ноги, но с прежним застывшим упорством все еще тянулись вверх плечи, и голова, и восторженная почему-то улыбка из неизвестного легкого материала.

Мыльница&photoshop-2