Записки из страны Нигде

Им действительно кажется, будто они открыли Нечто. Узрели Новое. Обязаны донести до человечества. Озарения, бессонные ночи, восторги, падения, бездонные пропасти, много кофе, сигарет, иногда алкоголя, но мы сейчас не об этом.

Ну и вдохновение, конечно. Очень много вдохновения.

Малейшее непонимание их больно ранит и оскорбляет до глубины души. И всё это отнюдь не притворство, не игра на публику, это по-настоящему и чрезвычайно болезненно. Такой человек не понимает, например, что его переживания не уникальны, что тут и объяснять-то ничего не надо – всё уже было, было, было. Что он хотел сказать? Он же книгу написал. Глухой вполне осилит книгу. Глухой не понял книгу? Опытному автору давно пора бы расстаться с иллюзией, что его поймут целиком и полностью, со всеми потрохами, - да может, и поймут, но ведь не примут же, не перейдут на его сторону, и тоже со всеми потрохами.

Нет, читатель – он существо меркантильное. Из текста, написанного кровью твоего сердца, он, читатель, возьмет ровно то, что ему, читателю, потребно. И ничего более. Он переварит твои образы, твои идеи, твоих героев, и присвоит их, сделает их частью своего жизненного опыта. Своего. Так, как сочтет нужным. Фактически читатель использует твой текст в своих целях.

И это – нормально. Так и должно быть. Незачем биться в корчах потому, что кто-то «не так» принял твоих персонажей. Раньше я тоже, кстати, ужасно переживала. Ну, когда ругали критики  - ладно, раз ругают – значит, нам не по пути. Но вот когда хвалят не за то, за что, по моему мнению, мои тексты следовало бы хвалить, - вот это да, это больно.

А потом я поняла: это тоже не имеет значения. Каждый понимает текст так, как ему созвучно, только и всего. А автор свое дело сделал и может спокойно пойти пить пиво.

Писатель, кстати, вовсе не меняется от романа к роману. Наоборот, при нормальном раскладе каждый новый роман – это некая веха, оставленная на новом жизненном этапе. Пережил человек первую любовь – написал повесть про это. Пережил унижение на работе по случаю сокращения штатов и внезапного увольнения – написал повесть про это. Есть у него потребность выразить в художественной форме свои эмоции по тому или иному жизненному случаю. Получается выразительно, ярко, вызывает душевный отзыв у других таких же бедолаг – отлично, писатель состоялся. Не роман изменяет человека, человек своим жизненным опытом диктует тексту – каким ему быть.

Это очень нехорошо, если текст изменяет человека. Это нарушение субординации.

Автор всегда должен оставаться главным. Ноги автора должны быть в тепле, а голова – в холоде. Никаких «зорь», «бдений», «озарений» и прочего «вдохновения». Это все ведет к опьянению и графомании, а автору следует точно знать, о чем он намерен говорить и какими средствами он должен оперировать.

Я хорошо знаю, о чем говорю, потому что первые десять лет, в попытках писать, предавалась ночным бдениям и неумеренному кофепитию. Результат оказался более чем скромен, как по количеству, так и по качеству написанного. Сама я, создав пару страниц очередного шедевра, впадала в неумеренный восторг, который через несколько часов превращался в глубокую депрессию.

Понадобилось лет десять прежде, чем я научилась контролировать все эти писательские эмоции, и еще двадцать – чтобы я стала тем, кем стала: писателем, полностью контролирующим не только происходящее в романе, но и собственный эмоциональный мир.

Конечно, завершение большого текста – праздник. Но я не лезу на стены – сперва от восхищения собственной гениальностью, потом от ужаса перед собственной (конечно же) бездарностью.

Депрессия после окончания текста, опустошенность – верный признак того, что с автором что-то не так. Текст не есть божество, ему не нужно поклоняться. И следует как можно быстрее избавиться от иллюзии, будто ты вложил в книгу куски самого себя и попытался поведать миру нечто принципиально новое. Из диалога с читателем «не обогащенным» автор выходит только в том случае, если не получил ожидаемого поклонения. Такому автору нужно, чтобы все, прочитав его бессмертный текст, внезапно прониклись его же, зачастую путаными и всегда неоргинальными, взглядами на мир. А такого, слава Богу, обычно не происходит.

Ракурс

00:00 / 27.12.2017

Почему Лев Толстой гениальный писатель? Сейчас, когда он многотомный классик с бородой, в это трудно поверить, но ведь он был революционный новатор в литературном методе. Позднее его находки растащили и стали широко использовать, а когда-то они производили ошеломляющее впечатление.