Записки из страны Нигде

Современное ретро – снятые сейчас фильмы и написанные сейчас книги о шестидесятых и сороковых, - имеют, как мне представляется, ряд особенностей. Во-первых, конечно, самое трудное – речь. Попытки говорить «как тогда» воспроизводятся исключительно на уровне лексики, да и то не всегда. Но если уж сценаристу удалось вспомнить, что в те времена говорили в телефонную трубку не «алё», не «да», не «слушаю», а «у аппарата», - то на это «у аппарата» будут напирать и давить на протяжении всего фильма/сериала. Воспроизводить тогдашнее произношение и тогдашнюю интонацию не берется никто.

Хорошим актерам, вроде Павла Трубинера, удается напомнить зрителю «тогдашнее» выражение лица героя, у персонажа тщательно отработаны манеры – почти до естественного. Вообще сейчас, в десятые годы, играть стали значительно лучше, и это нельзя не отметить.

Что всегда с неимоверным тщанием воспроизведено в кадре нынешнего ретро-фильма, - так это бытовые детали. Найдут и нужную модель холодильника, и правильный пылесос, и те самые графинчики в виде рыбки – и любовно выстроят с ними картинку. Зритель радостно кивает, узнавая: такие были у бабушки, такие были у нас в моем детстве…

Как раз поиском точных бытовых деталей, нужных ретро-предметов в шестидесятые – при изображении сороковых, даже тридцатых, - никто не заморачивался. Во-первых, многое еще было «живо» с тех самых времен, а во-вторых, интересовала в первую очередь идейная составляющая, отношения между героями и, главное, - способность человека на подвиг. А как человек причесан, какими вещами окружен – это второстепенное. 

Следовательно, если создавать ретро-ретро (снимать в десятые годы фильм в эстетике шестидесятых по тематике сороковых), то нужно иметь в виду все эти особенности.

Задача интересная и, в общем, вполне решаемая, только вот нужная ли?

И вот еще одна любопытная особенность. Воспроизводить советскую эпоху с помощью вещного, предметного мира сейчас представляется едва ли не единственным способом, поскольку утрачены тогдашние речевые и поведенческие навыки. Советская эпоха была «незыблемой», долгой. Она отличалась, в частности, серийным, массовым производством. Проще говоря, одинаковых вещей было много. Если вы разбили любимую бабушкину фарфоровую спортсменку, то вполне реально купить по сходной цене ровно такую же, из той же серии. Можно восстановить библиотеку, которая была у тебя в детстве, можно «вернуть» рюмочки, чайники, телефонный аппарат; сложнее с одеждой, но и ее шили из хороших, прочных тканей – еще кое-что сохранилось и отыскиваемо на барахолках.

Перестройка же была временем эфемерным, недолговечным, переходным. Вещи, которые тогда появлялись, отличались случайностью, единичностью, непрочностью. Что-то привозили из Китая, что-то из Турции. Возили «челноки» в больших клеенчатых сумках – сколько привезет, столько и будет на рынке. Вещи эти вытягивались, линяли, рвались, ломались. Они служили год-два, потом приходили в полную негодность или непоправимо выходили из моды. Еще раньше на рынки вышли кооперативщики, которые шили  самодельные брюки и куртки, - все эти предметы также не были серийными и также не отличались высоким качеством. Поэтому воспроизвести подлинный вещный мир времен перестройки практически невозможно.

Недавно у меня был любопытный опыт. Меня пригласили прочитать лекцию перед старшеклассниками, приехавшими из Германии в Россию именно с целью изучить эпоху перестройки и гласности. Тема для исследования была задана их учителем истории – человеком приблизительно лет пятидесяти, по-настоящему любознательным: он не приехал с собственными ответами, которые требовал бы подтвердить любой ценой; он приехал именно для того, чтобы спрашивать и узнавать, независимо от того, насколько это разрушит его собственные стереотипы.

Для лекций были приглашены «свидетели эпохи», в том числе я.

У меня, что называется, «с собой было»: будучи журналисткой, я активно интересовалась социальными процессами девяностых и коллекционировала самые различные издания, от листовок и скандальных газетенок, типа «Антисоветской Правды», до вполне солидных «Огонька» и «Часа Пик». У меня хранились предвыборные плакаты, постеры с рекламой популярной передачи «600 секунд», а также большая подборка фотографий из газеты, где я тогда работала (фотографии я, каюсь, утащила при увольнении – и правильно  сделала, там бы они погибли, а у меня сохранились в архиве). Демонстрации, партийные собрания, субботники, митинги, рабочие в цеху, сцены в столовой… Все эти «ненаглядные пособия» я разложила перед школьниками из Германии и их учителем и просто стала давать пояснения. В эти минуты мне не верилось, что я сама – родом оттуда, из девяностых. И с какой-то обостренной болезненностью ощутила всю абсурдность той эпохи, ее искусственность и эфемерность. 

Наверное, основным вопросом остается такой: может ли человек, не живший в данную эпоху, писать о ней? Имеет ли он такое право? Такую возможность? По плечу ли ему решить подобную задачу?