Записки из страны Нигде

Если еще и писатель начнет думать о читателе – то литература окончательно превратится в «чего изволите». В принципе, писатель – не лакей с подносом. Ну, так должно быть в идеале.

«Демократией в литературе не пахнет» - вздыхает мой возможный оппонент…

О май гад! Да конечно же, не пахнет! А зачем, простите, ей там пахнуть? Она и так достаточно много где пахнет…

Есть области, где демократии нет и быть не должно. Ладно,  скажем, на войне не устраивают голосование – идти в атаку или провести еще одно собрание. Тут все как-то более-менее однозначно. Но бывают же ситуации, когда демократия в принципе невозможна – она означает стагнацию, топтание на месте. Положим, какой-нибудь особо демократически настроенный автор проводит у себя на страничке голосование: «Как вы хотите – поженить героев или убить героиню?» И читатели начинают голосовать… Одни голосуют «убить», другие – «поженить». В комментариях – обсуждения. Что делает автор? Да как всегда – пишет так, как ему удобнее, как ему хочется. Поигрался с читателями в демократию – и хватит.

Творчество не предполагает демократии. Участвует один человек. Ну иногда – соавторы. Но соавторы – единомышленники, и даже если они устраивают жеребьевку «убить Остапа Бендера или оставить в живых», то потом ничто им не мешает убиенного героя воскресить для второй книги. Заметим, читатели в этой жеребьевке не участвуют.

Означает ли все это неуважение к читателю? Мы пользуемся огромным количеством вещей, которые были созданы без всяких руководящих указаний с нашей стороны. И нам в голову не приходит прийти на  мебельную фабрику и начать советовать столярам, как им лучше пилить доски. И никаких стонов о «демократии» не раздается. И никто не подозревает столяра в неуважении к покупателю грядущего стола. Потому что если работа сделана на  совесть – это и есть уважение к тому, кто этой работой потом будет пользоваться.

Это же касается и читателя. Окажется книга созвучна ему – прочтет и сложит в душе какие-то запомнившиеся слова. Окажется книга ему не созвучна – ну, извините. Писатель такой же человек, как и читатель. Кроме того, почему-то забывают о том, что писатели также склонны читать. Я как читатель, например, чувствую себя оскорбленной, когда замечаю в чужом тексте следы угодничества.  «А тут я раскинул для тебя особую сеточку, из которой ты точно не вырвешься… эротика! А?.. А вот тут еще круче: тут намек на текущую политическую ситуацию… правда, остроумно и злободневно?.. А тут, ой, пальчики оближешь, - тут мои глубокие философские рассуждения о жизни и смерти. Можно выписывать в читательский дневник. Ну как, угодил?»

Нет, друже, отнюдь не угодил. Я читаю вовсе не для того, чтобы ты мне угождал. Можешь быть грубым, можешь быть непонятным, можешь быть шероховатым и даже допускать стилистические ошибки – но изволь быть самим собой. Искренним и открытым. Бросай свой текст мне в лицо без страха – я тоже не боюсь, я поймаю.

Поговори со мной на равных.

Не кланяйся. Не угодничай. Говори о том, что у тебя на душе. На самом деле – а не то, что, по мнению твоего агента, на душе у меня.

Не лги.

Не думай обо мне. 

Не любить НФ

03:00 / 05.01.2017

Недавно я услышала очень интересный вопрос: «Как можно не любить фантастику?» Человек, задавший этот вопрос, искренне хотел понять – как обстоит дело изнутри. Что чувствует тот, кто не любит фантастику? Что у него в голове, в душе?

Наверное, это как с котятами: в большинстве случаев практически невозможно понять внутреннее устройство человека, который не любит котят.

Про котят не расскажу, а вот про НФ – без особого труда. Я никогда не любила научную фантастику. Тот факт, что «знатоки литературы» относят мои книги в раздел «фантастика», а меня именуют «фантастом», ничего не меняет.

Когда-то очень давно, по всей видимости, в «Литературной газете», я прочитала высказывание братьев Стругацких: «Фантастика – это не возможность выдумывать. Это способ думать». Я выписала эти слова в тетрадочку. Но любви к собственно фантастике мне это не прибавило.

Стругацких я выделяла – по ряду причин: во-первых, я любила «Трудно быть богом» (острый социальный конфликт и действие происходит в каких-то вымышленных средних веках – фактически, фэнтези, только вот слова такого я еще не знала в те годы), во-вторых, их книги были не столько «про ракету», сколько про социальные проблемы.

Но попытки читать НФ стабильно не заканчивались у меня ничем. Мне была безразлична судьба НФ-героев. Мне не было интересно, как они решат какую-то научную проблему. А отношения между ними автор, поглощенный некоей «научной» идеей, показывал всегда очень схематично.

Но главная причина заключалась не в этом.

Сейчас людям не стыдно признаваться в том, что они не читали «Войну и мир» и ненавидят Чехова. Так вот, мне не стыдно признаться, что я ненавидела физику и химию и глубоко страдала от алгебры. В моем мире ничто не изменится, если Земля будет вращаться вокруг Солнца. В этом я солидарна с Холмсом. Кому-то не нужна «гипотеза Бога», а мне не нужны были физика с химией.