Я позвонил в свою страховую компанию. Выяснил, что должен пройти медосмотр, прежде чем меня, возможно, поставят на очередь. Осмотр можно пройти через шесть недель минимум. Думаю, что просто куплю скутмобиль в магазине. Нужно заглянуть в рекламные каталоги, узнать, проводились ли в последнее время тест-драйвы скутмобилей.
Имеется три категории покупателей. Первая и самая большая выбирает товар по средней цене – не самый дешевый, но наверняка не самый дорогой. Вторая, намного меньшая, всегда покупает самый дорогой товар, а последняя – самый дешевый. Когда я не имею ни малейшего представления о товаре, я покупаю самый дешевый. То есть в любом случае экономлю деньги. Конечно, покупать дешево иногда себе дороже, но покупать дорого подчас еще дороже.
Случайно или нет, вчера в газете была статья о скутмобилях для бездорожья. В ней шла речь об акции “Кресло на гусеницах”. В этом кресле вы можете передвигаться по лесу, и по дюнам, и по глубокому снегу. Десять тысяч евро, вот досада.
Дела у Эверта не слишком хороши. Рана не хочет заживать. Каждый день к нему заходит сестра и накладывает свежую повязку, но дело не в этом.
– Она прелесть! Так что я считаю, не так уж плохо, если она походит ко мне подольше.
Пустые разговоры. Но сегодня утром, когда я пришел к нему, чтобы выгулять собаку (я все еще состою в должности собачьей няньки), он не услышал, что я вошел, а я услышал, как он говорил своему Маго: “Твой хозяин может вдруг сыграть в ящик, Маго. Честно признаюсь, понятия не имею, что тогда с тобой делать?”
Я кашлянул, тактично давая ему знать, что я пришел.
– Ты случайно не подслушивал, Хенки?
– Да.
– Как думаешь, я обязан в этом случае пристроить Маго? Не отправлять же в приют такую старую псину. Да и для приюта это не подарок.
– До этого еще не дошло…
– Ну…
Я очень хочу позаботиться о Маго, но могу это сделать, только если Эверт не умрет. А если он умрет, комнату придется освободить от собаки в течение недели. А в моем отделении держать собак запрещается.
Вчера днем мы с Эфье встречались с адвокатом на пенсии Виктором Ворстенбосом (ему 71 год). Холеный такой, самоуверенный господин. По его собственному признанию, “ржавеет, сидя дома”. Его обрадовала перспектива снова заняться делом. Прежняя контора ни разу не предлагала ему клиентов, и это ему не нравится, что вполне понятно.
Ему хочется еще раз доказать себе, что он умный старый лис. Короче говоря, он согласился на наше предложение. Еще на этой неделе, ссылаясь на Закон об открытости администрации, он запросит у дирекции все документы, все правила и инструкции, имеющие хоть какое-то отношение к управлению нашим домом. Запрос будет составлен от его имени. Эфье проницательно заметила, что наш дом не государственное учреждение и Закон об открытости администрации вряд ли к нему применим. Виктор признал, что в этом она права. Он учтет это при составлении документа. Через несколько дней мы сможем ознакомиться с проектом запроса. Для чего нам следует зайти к нему домой, так как за последние годы его вера в людей весьма поколебалась.
– Тайна переписки в домах престарелых не слишком соблюдается, а электронная почта вообще ее уничтожила.
Итак, мы угодили в детективный роман! Будем надеяться, что извлечем на белый свет парочку скандальных историй.
Господин Схансле, вежливый жилец с третьего этажа, до своего переезда сюда был страстным голубятником. Он чуть не спятил из-за китайца, заплатившего за бельгийского голубя-призера 310 000 евро.
– Невероятно, невероятно! – твердил он.
– Интересно, – сказал Эдвард. – А что, если такой драгоценный голубь вздумает переселиться к своим друзьям на площадь Дам? Или будет сбит в воздухе каким-нибудь охотником, любителем голубиного паштета? И тогда плакали ваши триста тысяч?
– Да, иногда голуби исчезают без следа, – мрачно подтвердил Схансле.
У него самого за несколько лет пропали десятки голубей.
Июнь
Плохие новости.
Вчера мы с Гритье ходили на прогулку. И уже через пять минут были вынуждены присесть на скамейку, любезно подставленную муниципалитетом. Солнышко сияло. Мы разговорились о разных пустяках, и Гритье призналась, что в последнее время буквально и фигурально теряет ориентацию.
– Я научилась довольно ловко это скрывать, но когда-нибудь это станет заметно. Меня это страшно тревожит. Боюсь, например, вдруг оказаться в лифте, не имея понятия, как туда попала и что мне делать.
Я толком не знал, что сказать. Поколебавшись, посоветовал ей сходить к домашнему врачу, проверить, нет ли у нее альцгеймера. И чтобы она, если вдруг заблудится, обращалась к людям, которым доверяет. И они укажут ей направление.
– Вы всегда можете постучать ко мне, Гритье. Я с радостью вам помогу, если сумею.
Гритье – само дружелюбие, но немного замкнута и скрытна. Я был удивлен, когда она поделилась со мной своим горем. И немного польщен. И огорчен. Короче, столько эмоций мне не по силам.