Об Эфье никаких новостей.
Я подумал, что, может быть, Эфье понравится, если я буду читать ей вслух. Она всегда любила читать. Я видел в ее комнате три книги, видимо еще не прочитанные. Все оказалось не так просто. Заведующая отделением не пустила меня в комнату Эфье. Я отправился к Стелваген, описал ей ситуацию и попросил разрешения брать книги. Тактика была правильной, впредь я могу без проблем входить в комнату Эфье. Даже получил ключ, что, по-моему, является нарушением правил.
Наша директриса как бы вскользь сообщила мне, что к 1 января комнату нужно освободить, если не наступит видимого улучшения.
– А вы становитесь слегка сентиментальной.
– Я использую свободную жилплощадь. В случае надобности.
Эфье кивнула, когда я предложил ей почитать. У нее был выбор: “Якоба” Симоны ван дер Флюгт, “Одиночество простых чисел
За полчаса я прочел семнадцать страниц. В книжке их 331. Таким образом, я прочту все примерно за двадцать посещений.
Потом я спросил Эфье, понравилось ли ей чтение. Она кивнула.
– Итак, девочки, я только что подложил таблетки в ваш кофе, и мы отправляемся прямиком ко мне в комнату.
Эверт и впрямь завелся. Он искренне надеялся, что еще в состоянии разыграть дам.
– Старый хвастун, – пробурчал Граме.
– Мне надо многое наверстать, – сказал Эверт. – Я тридцать лет хранил верность любимой жене, холодной, как морозилка, и сухой, как сухарь.
– От этих таблеток у дам отрастают усы, – предостерег Эдвард.
– У большинства здешних дам они уже имеются, – парировал Эверт, снимая вопрос с обсуждения.
– Так ты, Эверт, снова можешь? – заметила Гритье, бросив на него уничтожающий взгляд.
Клуб СНОНЕМ впервые за несколько недель снова собрался на посиделки, и это было хорошо. Выпили винца, закусили тефтельками, и настроение было то серьезное, то веселое. Риа и Антуан пригласили нас на ужин в следующее воскресенье, в ресторан своих старых друзей. Все обещали прийти. Ну да, кроме одной. После обеда иду к ней читать вслух. Не знаю, хватит ли мне духу рассказывать ей о предстоящей пирушке.
В Норвегии прошла телепередача о вязании свитеров “От овцы – до комода”, длившаяся двенадцать часов. Агитация за “медленное ТВ”. Представляю себе нидерландский аналог продолжительностью в двенадцать часов: вход и выход из нашего лифта. Вот это и есть медленное телевидение. Маленький порожек высотой полсантиметра гарантирует огромное замедление.
Один лифт из-за поломки не работал целый день, и перед другим образовалась длиннющая очередь. Ожидание в очереди пробудило отнюдь не лучшие инстинкты наших жильцов: они лезли вперед, толкались, наезжали друг на друга и чертыхались.
Баккер:
– Поганый вшивый лифт!
Не совсем подходящее название для новой детской книжки про девочку-крольчонка Миффи. Всеобщий шок, возмущение, охи-ахи и цыканье.
Я в третий раз читал для Эфье. Получается хорошо, хотя женщина на соседней койке непрерывно что-то бормочет. Я спросил у медсестры, замолкает ли она когда-нибудь.
– Только когда спит, но тогда она похрапывает, – был неутешительный ответ.
Я спросил Эфье, не нужны ли ей беруши. Она кивнула, в смысле да. Я сказал, что все устрою. Вроде бы это не проблема. В наше время уши – ценный объект, не зря же в торговом центре открылись два магазина со слуховыми аппаратами. Значит, и затычки для ушей найдутся.
Наше внимание привлекают финансовые проблемы издательского мира. Иными словами, большое беспокойство вызывает предстоящее закрытие журналов “Маргрит” и “Либель”, двух краеугольных камней, двух столпов нашей светской жизни. Беспокоятся в первую очередь дамы, ну, и некоторые господа.
Мое предложение: в случае исчезновения этих качественных изданий перечитывать старые номера – было воспринято как оскорбление.
– У большинства здешних людей такая плохая память, что они ничего не заметят, – поддержал меня Граме, но только подлил масла в огонь.
На нас посмотрели с такой злобой, что мы поспешили дать задний ход, уверяя обиженных, что это была просто шутка.
– Я сам люблю читать “Маргрит”, – только и успел сказать я.
И считаю оскорблением, что никто не оценил моей столь удачной шутки.
Я не преуменьшаю значения таких листков, как “Либель” и “Маргрит”. Для многих здешних обитателей это окно в мир. Газет здесь почти не читают, в злободневные колонки не заглядывают, новостные передачи смотрят редко. С годами мир стариков все больше сужается. Они все реже выходят из дома. Их друзья и знакомые умирают. Уже десятки лет они не работают. Ни о ком и ни о чем не заботятся. Им остается только “Маргрит”. И много времени, чтобы следить за всеми и каждым.
Гритье прикидывает, стоит ли ей выучить иностранный язык.