Мне пришлось пустить в ход все свое красноречие, чтобы оставить беруши в ушах Эфье, пока ее соседки стучат и бормочут и в палате нет визитеров.
Эфье пришлось несколько раз кивнуть в ответ на вопросы медсестры, чтобы подтвердить свое желание.
Когда до госпожи Слотхаувер дошло, что несколько нидерландских деревьев, поваленных штормом две недели назад, значительно меньшее несчастье, чем катастрофа на Филиппинах, она тут же вспомнила о наводнении 53-го года, по сравнению с которым филиппинский тайфун – сущий пустяк. Наша катастрофа – самая большая в мире, вот ее девиз.
– Пока Черный Пит не похож на Дино Баутерсе[21]
, ему незачем становиться ни зеленым, ни голубым, – неожиданно заявила из своего угла госпожа Велтевреден. С некоторых пор она – наша единственная чернокожая соседка и большая поклонница блестящего Черного Пита. Сама она тоже носит большие золотые серьги и постоянно красит губы красной помадой.За кофе – все то же вечное брюзжание: физиотерапевта оплачивают большей частью из дополнительной страховки. Госпожа ван Влит, которая по сто раз в год бегает к физиотерапевту из-за бог весть каких воображаемых болячек, подсчитала, что со следующего года ей самой придется доплачивать за это удовольствие пять тысяч евро.
– Раз так, я вообще больше к нему не пойду. Для меня это слишком дорого.
– А как же ваши болячки? – поинтересовался кто-то.
Госпожа ван Влит оставила вопрос без внимания. Поговаривают, что она иногда забывает, с какой жалобой пришла к физиотерапевту.
– Сделайте что-нибудь, – сказала она ему однажды.
Наш местный физиотерапевт никогда сомнений не испытывает. Он беззаботно выписывает свои счета страховой компании. И без проблем переживет тяжелые времена. Ведь благодаря одной только госпоже ван Влит он ездит на “БМВ”.
Граме подвел итог: люди ходят к физиотерапевту, пока боль не пройдет сама собой. Да, да, да, конечно, есть еще много стариков, которым всякое лечение идет на пользу.
Сегодня утром меня осенило, я подумал: а вдруг лежачие пациенты тоскуют по музыке. Тело приковано к постели, но слух еще способен странствовать. Может быть, им хотелось бы на часок отвлечься, послушать музыку. Или радио. Чтобы хоть немного облегчить страдания. Сегодня днем спрошу об этом у Эфье. Я знаю, что у нее есть большое собрание дисков, в основном классика, и она их часто слушала.
Вчера ближе к вечеру я прокатился по туманным лугам Ватерланда. Там редко бывает оживленное движение. Время от времени по узким проселкам проносился автомобиль на скорости восемьдесят километров в час, и снова на дороге оставались только коровы, овцы и птицы. И меня охватывал покой. Звучит слащаво, но иначе не скажешь. Я даже слишком успокоился.
Какой-то крестьянин на тракторе ошарашенно поглядел на чокнутого старикашку, едва не угодившего в канаву, и молча поднял руку.
Понемногу стемнело, зарядил дождик – ну и пусть.
Я первый раз ездил с зажженными фарами.
Господин Баккер анализирует результаты наводнения на Филиппинах:
– Повезло еще, что они там такие бедные, а то бы ущерб был намного больше.
Здешние обитатели не слишком интересуются мировыми новостями, но для природных катастроф делают исключение. Было бы странно, если бы хоть один старик не заметил, как ничтожен человек перед всесилием природы. Было вознесено много молитв, но к прямым результатам это не привело. Некоторые предпочитают молитвы взносу на счет 555. Вместо того чтобы раскрыть свой кошелек, они поручают заботу о жертвах наводнения великому Распорядителю наверху.
Небольшое огорчение: отделение по уходу за беспомощными не намерено включать в основной пакет услуг беруши и музыку. Нет времени, слишком большая нагрузка на персонал. Не сказали, что это бессмысленно, но наверняка имели в виду.
Впрочем, запрет на затычки для ушей тоже не наложили. Если их приобретет семья или друзья и если другие пациенты не возражают, беруши и наушники разрешат в порядке эксперимента.
Все “если” этой формулировки принадлежат маленькой непробиваемой дамочке, заведующей отделением ухода, госпоже Дюшан. Она все знает хорошо и даже лучше. Лучше всех. Она француженка, и пусть бы оставалась во Франции. Наглая и несимпатичная, но с милым французским акцентом.
Эверт обнаружил подозрительное черное пятно на большом пальце здоровой ноги.
– Надеюсь, не придется снова отрезать кусок, ведь это моя последняя нога, – пошутил он.
В голосе слышалась хрипота, на лбу выступили капли пота. Я осмотрел палец. Потом очистил его губкой для сковородок. Палец стал белым, как сметана. Никогда прежде я не видел на лице Эверта такого облегчения. Он сразу же приложился к виски, ведь бедняга два дня так нервничал, что ничего не пил, а за последние двадцать лет этого с ним не случалось. Меня охватил неудержимый смех. И в конце концов сам Эверт тоже рассмеялся.