Записки хирурга военного госпиталя

– А операции может и не быть, – Елена Андреевна демонстративно уселась на стул и скрестила перед собой руки. – Вы знаете, как тут Волобуев второго мая орал, поминая вас?

– Не знаю, а вы откуда взяли, что меня, и почему он орал? – улыбка сползла с моего лица, и я с интересом посмотрел на нее.

– Первого мая больные солдаты из девятой палаты вечером в районе 21:00 на плитке, заметьте, на электроплитке! Разогревали сосиски и макароны.

– И чего? А на чем им еще разогревать, если у них нет микроволновки?

– Дмитрий Андреевич, вы сейчас прикидываетесь или правда не понимаете?

– Правда не понимаю, – почесал я затылок левой рукой.

– Военнослужащим срочной службы категорически запрещено иметь нагревающие предметы и принимать пищу в палате.

– А где же ее принимать, простите, если столовая уже закрыта? Парни захотели жрать. И чего? Криминал? У них растущие организмы – им усиленное питание подавай. Вон в гражданских больницах больной не успеет еще толком на койку определиться, как его многочисленные родственники уже начинают тебя атаковать: а что ему можно кушать?

– То гражданка, а здесь армия, – уже примирительным тоном сказала старшая сестра. – Здесь нельзя по ночам есть.

– Так если хочется! Пускай лопают на здоровье! Не вижу ничего предосудительного. Вы именно про это хотели мне рассказать? Считайте, что я вас услышал.

– Дмитрий Анреевич, но это же еще не все! Полковник Конотоп решил проверить и наш госпиталь. Он пришел в отделение, застал солдат разогревающими макароны, сфотографировал их и макароны, записал их показания и отправил дежурному головного госпиталя по электронке. Тот в свою очередь нахлобучил Волобуева. Волобуев второго мая с утра примчался в хирургию, меня из дома выдернул и устроил та-а-акой разбор полетов, что аж стены дрожали.

– Странно, а почему вас вызвал, а меня нет?

– А он сказал, что вы больше здесь не работаете. Что он вас сегодня же уволит.

– Интересно, а по какой статье? По макаронной?

– Был бы человек, а статья найдется, – тяжело вздохнула старшая.

– Еще поглядим, – парировал я.

Проводя утреннюю конференцию, я обратил внимание, что все врачи и медсестры смотрят на меня как-то по-особенному, словно на покойника: с явно выраженной скорбью. Я не стал заострять на этом внимание, а сразу после окончания проследовал на общегоспитальную конференцию, которую сегодня лично проводил начальник госпиталя подполковник медицинской службы Марат Иванович Волобуев.

Первые минуты госпитального ППР прошли как обычно: дежуривший врач доложил о своем дежурстве, зачитал очередной тренаж о внебольничных пневмониях. И сел на место.

На трибуну поднялся сам Волобуев:

– Дмитрий Андреевич, я за вами сегодня вот сколько наблюдаю, у вас бы хоть какая-то тень раскаяния по лицу пробежала. Вы уже в курсе о том безобразном происшествии, что произошло в хирургии вечером первого мая? – грозно спросил меня подполковник. Я отметил, что он избежал любимого им оборота «у вас в отделении».

– Да, мне доложили. Только я не пойму, в чем мне нужно раскаиваться? В том, что голодные парни решили заморить червячка? Или в том, что их за этим занятиям застукал целый полковник, которому больше нечем заняться, как фотографировать солдатское блюдо с макаронами? Раскаивается тот, кто виноват. А я лично своей вины тут нигде не усматриваю.

– А-а-а, вот как? Вы своей вины не усматриваете? А ничего, что в 21:00 ваши больные жрут макароны.

– Да на здоровье! Быстрее поправятся! Кальян они при этом не курили? Голых девок среди них не было? Кокаин не нюхали?

– Так, все! – Волобуев посмотрел на позеленевшего от страха Горошину, сидевшего рядом с трибуной, с которой начальник держал свою речь. – Мне это надоело! Вот при всех говорю, доктор Правдин, вы уже достали своими причудами. Напишите сами заявление об уходе. Сами и сейчас же!

– Ага, разбежался! Можно я уже пойду, у меня больной на операционном столе?

– А вы больше не будете здесь оперировать. Я вам запрещаю. Пускай вон Яков Сергеевич идет и оперирует. А вас я отстраняю от заведования, сдайте дела Мохову и идите трудиться простым врачом. Только помните: один выговор у вас за макароны уже есть. Еще два я вам обеспечу. А три выговора, и я вас уволю по статье. И куда вы потом со статьей устроитесь? Кто вас возьмет?

Это был удар ниже пояса. Я не ожидал от Волобуева такого отпетого коварства. Да, по существующему законодательству работник, получивший в течение одного полугодия три выговора подряд, может быть уволен по особой статье. И после с этой статьей в трудовой книжке путь в приличные места тебе заказан. Придется написать по собственному желанию. Благо там еще две недели дается, можно будет подыскать себе место.

– Хорошо, я согласен! – Я встал со стула и, глядя точно в холодные глаза Волобуева, произнес: – Я напишу заявление об увольнении по собственному желанию.

Что тут началось. Многие повскакали со своих мест и принялись упрашивать начальника о моем прощении. Травматолог Князев встал и громко, на манер Анатолия Папанова из «Берегись автомобиля» произнес:

– Свободу Дмитрию Правдину!