Записки хирурга военного госпиталя

Проблема, на самом деле не надуманная, а весьма актуальная. Вот куда конкретно девать заболевших военнослужащих с ветряной оспой? Как их изолировать от здоровых? У военных все просто – один с крупными звездами на погонах придумал, а остальные приняли к исполнению. И с первого января 2016 года повезли к нам из близлежащих гарнизонов военнослужащих с ветрянкой. В тот год была настоящая эпидемия. Количество коек в инфекционном и кожном отделениях уже не вмещало всех нуждающихся. Зеленорожие солдатики и матросы вытеснили остальных больных.

Ввели карантин. Больных с другими диагнозами перестали принимать. Только с ветряной оспой. И вот, наконец, стали закладывать их и в хирургию. Наступил и наш черед. На мои громкие протесты, что это против всех действующих правил и нормативов, начальник госпиталя лишь вяло отмахивался как от назойливой мухи. Я попытался привлечь к разрешению проблемы главного хирурга Западного военного округа подполковника Квелого. Однако дальше обещаний дело не пошло. В первую неделю января все отделение заполонили больные с ветряной оспой. Сорок четыре человека на тридцать свободных кроватей. В ход пошли дополнительные койки, выданные со склада НЗ.

Голова у меня шла кругом: мало того, что запихали к нам немыслимое количество острозаразных больных, так еще в приказном порядке обязали, чтоб лечащими врачами у них стали мы – врачи хирургического отделения. Штатные инфекционисты и дерматологи госпиталя просто физически не смогли уже охватить такое количество больных. Сказано – сделано. Я распределил между всеми нами пациентов с ветрянкой. Пяток взял себе. Но вот чего с ними делать дальше?

Январь в тот год выдался по питерским меркам на редкость морозным. Погода здесь весьма непредсказуемая. Вот только, казалось бы, 31 декабря шел проливной теплый дождь и зеленела трава во дворах. А во время смены дат народ запускал петарды и фейерверки на фоне черной, неспешно несущей свои холодные воды в Балтийское море Невы. И стояло за окном плюс восемь. А второго января резко жахнул мороз градусов пять – шесть. Что для Питера, с его влажностью, не так уж и мало. Повалил густой снег. И за какую-то неделю столбик термометра опустился еще ниже, приблизившись к отметке минус восемнадцать градусов по Цельсию. Реки и каналы тут же подернулись льдом, снежный покров заткал все улицы и дома. Задули ветры, образовались сугробы. В городе воцарилась зима-матушка. Как водится, выросла кривая острых заболеваний носа и горла.

И если еще до наступления холодов у нас теплилась мало-мальская надежда, что вскоре ветрянку переведут в терапевтические отделения других военных стационаров округа, так как ну просто преступно держать острозаразных инфекционных больных в хирургическом отделении, то с активной морозной атакой эта надежда рухнула словно карточный домик. Все военные терапевтические койки заполнили больными с воспалительными заболеваниями верхних дыхательных путей. В основном слабенькими и болезненными призывниками, недавно оторванными от мамкиных юбок. Причем эти койки заполнили еще быстрее, чем мы заполнились в хирургии ветрянкой. Это был крах. Крах нашей операционной и хирургической деятельности.

Оперировать, когда рядом находятся пациенты с инфекционными заболеваниями, немыслимо. Допускаю, что при определенных условиях и возможно. Но сейчас ведь не война. Мы удержались от выписки десятка наиболее нуждающихся пациентов. Да и то только потому, что они раньше уже перенесли ветряную оспу и теперь им сей недуг был не страшен. Волобуев, разумеется, скривился. Что-то там упомянул о невыполнении приказа. Я включил дурака, что сразу не разобрался. Мол, с первого раза не поверил, что такое возможно: утрамбовать под завязку хирургическое отделение ветрянкой. В армии, оказывается, возможно всякое.

Для нас наступили трагичные дни. Дни уныния и беспросветной рутины врача-инфекциониста. Для хирурга нет хуже и существенней кары, чем лишить его оперативной деятельности. Нас никто не наказывал, но мы и не оперировали. Тех десять пациентов, что удалось спрятать от начальства, укрыв их от ветрянщиков в отдельных палатах, мы быстро поставили на ноги. А новых, увы, набрать не разрешали. Пришлось на время переквалифицироваться в инфекционисты.

Поначалу я еще пузырился, пытался доказать Волобуеву и Горошине, что устроился сюда работать хирургом, а не специалистом по инфекционным заболеваниям. На что мне вполне резонно прямым текстом ответили: не нравится, увольняйтесь. Я вспылил и чуть было не уволился. Конечно же, не нравится! И уже, весь горя от праведного гнева, живо настрочил заявление об увольнении. В коллективе у нас подобрались люди исключительно душевные, рассудительные, многие с богатым военным опытом и попросили меня остаться. Яков Сергеевич Мохов объяснил, что такой вот форс-мажор обязательно бывает раз в пять – семь лет. И ничего страшного. Он работает, и остальные врачи и сестры, санитарки тоже трудятся.

– Всякая эпидемия ветряной оспы рано или поздно заканчивается, – философски изрек умудренный жизненным опытом старый хирург.