Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 1

В этот же год (1866) к этим бывшим Классам живописи и скульптуры было присоединено Кремлевское архитекторское училище[256], основанное в 1768 г. В.И. Баженовым при Кремлевской экспедиции[257]. Под руководством сначала великого зодчего М.Ф. Казакова[258], а затем его учеников Мироновского, Таманского[259] и др. это училище прошло долгий и славный путь, дав стране ряд выдающихся архитекторов. Вот это-то Кремлевское училище и было в 1833 г[оду] соединено с Классами живописи Е.И. Маковского. Училище получило свой устав (в 1866 г.) и поселилось в доме б[ывшем] Юшкова на Мясницкой против Почтамта (теперь дом 21, улица Кирова). Этот дом был выстроен еще в 1784 г. по проекту архитектора Баженова для известного масона Юшкова[260] и отличался оригинальным планом в виде рога изобилия, а также странными подвалами с целым рядом зал. Внутри дом был переделан, но осталась еще круглая лестница, большой круглый зал второго этажа и нетронутым угловой фасад[261]. Второй этаж занимало живописное отделение, в третьем расположилось архитектурное.

Секретарем училища был все еще старик Жемчужников, художник (брат поэта Жемчужникова[262]); про него говорили: «Его же никто же нигде же не видевши», – так как за болезнью он почти не выходил из своей квартиры, помещавшейся в этом же втором этаже, и присутствовал он только на заседаниях Художественного совета. Инспектором был Р.Ю. Виппер[263], помощником Н.А. Философов, высокая подслеповатая фигура, полная безличность, противоположность яркому, живому, уже почтенному смотрителю А.З. Мжедлову. Это был единственный человек из всей администрации, который с такой теплой сердечностью согревал нас при всей своей кажущейся внешней суровости. Ученики третировали его административные функции и вели себя настолько просто, что играли с ним на бильярде в соседнем трактирчике Комкова, куда мы ходили в перерывы перед вечерними занятиями пить чай, там же Мжедлов иногда и выпивал со старшими учениками. В канцелярии всегда сидел делопроизводитель Иван Андреевич Ионов, прозванный за свое лицо «мандрилом»[264], и какая-то старая дева. Вот и весь административный аппарат училища.

Вид часовни Иверской иконы Божией Матери у Вознесенских ворот.

Изд. Аксель Элиассон. Стокгольм. Открытка начала XX в. РГАЛИ

В мои годы училище жило оригинальной жизнью. Без всяких сословных различий в училище принимались все желающие, выдержавшие экзамен по рисованию. Были и вольнопосетители и довольно большое количество (30–40 %), принимались и женщины: на живописном отделении училась Е.Ф. Юнге (дочь знаменитого скульптора-медальера Федора Толстого), Е.Д. Поленова, Э.Я. Шанкс, С.П. Кувшинникова, Е. Анд. Корзинкина, А.Л. Ржевская. На архитектурном отделении была лишь одна женщина – Л. Бадер, сестра нашего товарища Н. Бадера.

Несмотря на три различных отделения: живописное, скульптурное и архитектурное, – они были спаяны одной внутренней устремленностью к искусству. Это было не училище, не вуз, а свободная академия. Интересы живописного отделения были нам дороги, оно превалировало и называлось наше училище просто Училищем живописи. Между тем, архитектурное отделение имело 150–160 человек, живописное 120–130, скульптурное 2. Живописное отделение было центром жизни в училище, центром его идейной жизни. Преподавателями там были такие художники-мастера, как Вл. Е. Маковский, В.Д. Поленов, И.М. Прянишников, Е.С. Сорокин и младшие руководители П.А. Десятов и П.С. Сорокин. Эти имена нас тянули к себе, их картинами мы любовались в Третьяковской галерее и на Передвижных выставках, ежегодно весной устраиваемых в нашем училище.

Но кроме имен нас тянула к себе живопись. Мы в головном и фигурном классе рисовали вместе с художниками, натурный класс был для нас необязательным, по учебной программе требовалось пройти головной и фигурный классы. Пройти – это значило получить за рисунки первую категорию (раньше были только №№), т. е. от № 1, лучшего, до № 10, вторая категория – №№ 11–20 – давала возможности переходить в фигурный [класс], а третья категория обрекала на сидение в том же классе еще год, а то и два. Годов обязательных не было. Успешно можно было окончить училище в пять лет.

В головном классе мы рисовали бюсты Геркулеса, Ариадны, Луция Вера, которого называли «Люцифером», Антиноя и Зевса[265], над выделкой пышной его шевелюры долго мучились. Ученики наблюдали за работой друг друга, давали советы, а преподаватель Десятов редко говорил, больше молчал, нюхал табак или возьмет платочек, смахнет уголь и сам нарисует. После угля рисовали «итальянским» карандашом (иначе называемым и «французским»[266]). Тени прокладывали и соусом, но считалось более ценным и тени проложить карандашом.