Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 1

В Москву я приехал со своей матерью в середине августа 1887 года. До Нижнего ехали на якимовском пароходе, наблюдая затмение солнца, и я успел зарисовать почти закрытое тенью светило. <На пароходе я познакомился с горным инженером Китаевым. Увидевши меня за чтением какой-то серьезной книги, Китаев подарил мне большой переплетенный том сочинений Иеремии Бентама, рекомендуя внимательно его прочесть. Но красавица Волга приковывала все мое внимание, и, конечно, углубляться в философские дебри подолгу мне не удавалось; позднее же, в Москве, я долго бился, преодолевая трудности писания Бентама с его тяжелой терминологией>[219].

В Нижнем пересадка на железную дорогу, впервые мною виденную. Вагон 3-го класса. Все ново. Подъезжая к Москве ранним утром, я наблюдал, как пассажиры на станции совершали утренний туалет, так как в вагонах 3-го класса умывальников еще не было.

В Дрезне, Павлове[220] и на других станциях женщины выносили к поезду медный таз, кувшин с водой, на руке полотенце и на фарфоровом блюдечке кусок мыла. Такой туалет стоил пять копеек. Тут же продавали французские булки, баранки и яйца. Наконец Москва. Деревянное одноэтажное здание вокзала в Рогожской[221], полутемное, грязное; суета, крики извозчиков, предлагавших услуги и сующих в руки жестяной номерок. И вот за пятьдесят копеек нас свезли в Зарядье. По рекомендации еще из Уфы мы приехали к оптовому торговцу гармониками Маракушеву, поставщику этого незатейливого инструмента моему отцу. Небольшая лавчонка, заваленная коробами с гармошками, старик Маракушев отвел нас наверх, где над магазином были небольшие номера для приезжающих, и приставил к нам какого-то комиссионера[222] с черными усами Савельева. Тот прежде всего повел нас к Иверской[223], где полагалось отслужить молебен при начатии дела, и затем в Кремль.

Чудный неописуемый вид на Замоскворечье, живописная группа соборов поразили меня неведомой доселе красотой. Мать усердно прикладывалась к мощам, ставила свечки, отслужила молебен. На другой день я отправился с ней на Мясницкую в Училище живописи, ваяния и зодчества, где через несколько дней уже были назначены экзамены.

Как-то смело и просто уселся я перед гипсовым бюстом Антиноя[224], которого в течение полутора часов должен был нарисовать углем с прокладкой основных теней. Отметка – «хорошо». Мать повела меня отслужить молебен уже в храм Христа Спасителя, совершенно меня не поразивший, а Савельев тем временем успел отыскать мне комнату со столом в небольшом одноэтажном домике с мезонином в Орликовом переулке.

Моя квартирная хозяйка, урожденная Эмма Карловна Шрамм, была замужем за телеграфным чиновником, тупым латышом Куддум. После его смерти она стала женой художника В.Н. Мешкова, прекрасного рисовальщика портретов сангиной и черным соусом[225]. Портрет жены Мешкова как действительно образцовая работа находится в Третьяковской галерее[226].

В мезонин я перевез свой чемоданчик и подушку с одеялом. Мать вручила мне деньги на месяц, благословила образком, и мы с Савельевым проводили ее на Нижегородский вокзал. Она уехала, поплакав на прощанье, строго наказав учиться хорошо. От Рогожской заставы мы большую часть пути до моей новой квартиры прошли пешком; Савельев договорился обо всем с квартирной хозяйкой и обещал прийти меня навестить.

Вид на Кремль и Зарядье со стороны набережной у Воспитательного дома.

Фото. Рубеж XIX–XX вв.

Небольшая комнатка с маленьким окном, столик, железная кровать с тощим мочальным матрасом, старый гардероб, маленькая этажерка для книг и две табуретки вместо стульев. За комнату с обедом из двух мясных блюд я платил двенадцать рублей в месяц. Утренний же хлеб должен был иметь свой и, кроме того, старухе кухарке давал пятачок на два-три дня на «фотоген» (керосин) для маленькой семилинейной лампы[227]. За стирку белья полагалось платить старухе пятнадцать копеек в месяц.

Моя кузина перед отъездом моим в Москву вышла замуж <за И.Н. Бока>[228]. Родственники ее мужа – немцы имели в Москве кое-какие связи. С рекомендательным письмом я пошел на Маросейку к торговцу техническими принадлежностями Розенштрауху. Он принял меня любезно и в свою очередь дал рекомендательное письмо преподавателю училища архитектору А.С. Каминскому и пригласил меня в ближайшее воскресенье прийти к обеду. Впоследствии я часто пользовался этими воскресными обедами в небольшой семье Розенштрауха, где и познакомился с обер-пастором Дикгофом, в свою очередь пригласившим меня послушать воскресные концерты, бывавшие тогда в лютеранской церкви в Петропавловском переулке[229].