Записки Клуба Лазаря

Я быстро привык к такой спокойной жизни. Утром я открывал операционную, днем проводил время в общении с отцом, который настаивал на полном отчете о проведенных мною процедурах, и с псом, ожидавшим меня для обычной прогулки. Два-три раза в неделю мы обедали вместе с Гилбертом, и я с удовольствием пропускал с ним по паре стаканов бренди. Иногда Лили уходила к себе домой, чтобы выполнять обязанности жены и хозяйки, и мне приходилось в одиночестве наблюдать за нашим пациентом. Это было вполне приятное существование, и со временем я стал все реже думать о возвращении в Лондон. К тому же Лондон был неразрывно связан с неприятными воспоминаниями об инспекторе Тарлоу. В сравнении с навязчивыми визитами этого полицейского даже драконовские меры сэра Бенджамина казались вполне сносными.

Но однажды мне принесли письмо, которое напомнило о другой моей жизни. Оно было от Брюнеля, которого я в последний раз видел два месяца назад. Письмо было написано привычным неразборчивым почерком, а в качестве обратного адреса стояла Дюк-стрит. Я предположил, что он узнал мой адрес у сэра Бенджамина.

Дорогой Филиппс!

Надеюсь, мое письмо застанет Вас в добром здравии. И хочется верить, что состояние Вашего отца улучшилось.

За время Вашего отсутствия в городе не произошло ничего особенно интересного. Работа над кораблем продвигается удручающе медленно, однако двигатели уже установлены. Несмотря на заявления Рассела, я уверен, что он будет готов к плаванию самое позднее через шесть недель.

Хотя я почти полностью посвятил себя созданию корабля, однако нахожу время и для нового проекта, гораздо меньшего по масштабу, но еще более амбициозного. Мне предстоит серьезная работа, и, я думаю, нам еще понадобится Ваша помощь в этом предприятии.

Встречи Клуба Лазаря проходят нерегулярно, и отсутствие секретаря весьма ощутимо. Все мы ждем Вашего возвращения. Но, увы, дела обстоят не так хорошо, как нам хотелось бы. Видимо, наш маленький клуб утратил ту жажду познаний, которая стала стимулом для его создания. Многие его члены озабочены лишь состоянием своих кошельков, и, боюсь, Рассел — самый худший из них. Этому человеку нельзя было доверять корабль. Но я не хочу отягощать Вашу жизнь своими тревогами. У Вас и без того много важных дел.

С наилучшими пожеланиями,

И.К. Брюнель.

Желая того или нет, но Брюнель разрушил мою сельскую идиллию. Меня снова потянуло в город, захотелось вернуться в больницу и оказаться в гуще событий. У меня возникло желание вновь окунуться в мир Брюнеля и его чудес инженерии. Ему удалось пробудить мое любопытство — какой проект он считал более амбициозным, чем огромный корабль, и какую помощь я мог оказать ему? Похоже, его отношения с Расселом снова испортились, но я надеялся, что в скором времени работа над кораблем будет наконец закончена.

Словно пытаясь воспрепятствовать моему намерению выполнить просьбу Брюнеля, отец снова слег, через два дня после того как доставили письмо. Это случилось сразу же после неожиданно резкого улучшения, которое обрадовало Лили, но вызвало серьезные опасения у меня. Слишком часто я наблюдал подобное у других пациентов и знал, что далее следовали резкий регресс и смерть.

Я только что проводил очередного пациента, когда Лили бегом спустилась по лестнице и ворвалась в операционную. Она была сильно взволнована.

— Ему трудно дышать, — сказала она, сама задыхаясь от быстрого бега. — Сегодня он так хорошо себя чувствовал.