Записки корабельного врача (СИ)

  - Ну, а как же без них? - воскликнул Блюк: Большие урны для выборов, а маленькие нужны весь год. Они стоят возле хижины Груха. В них накапливаются за год все дела правящей партии. Как хорошие, так и плохие поступки отдельных её членов. Если кто-то из волкоголовых украл твою жену, сломал твоё копьё, развалил хижину или отнял твою добычу, то ты можешь прийти и бросить чёрный камень в тёмную колоду в знак своего несогласия. А если волкоголовый помог выдернуть тебе занозу, поискал у тебя блох, почесал тебе спину или бросил тебе из хижины кость, то, преисполненный благодарности, ты бежишь сюда и бросаешь белый камень в светлую колоду. Это как бы копилки. Земля вокруг посыпана мелким песком. Чтобы никто не мог бесследно приблизиться к колодам и изменить их содержимое. Камни можно кидать только издалека. Туземцы меткие охотники. Им это не проблема.

  - А для чего всё это? - не понял я. Блюк торжествовал:

  - Перед выборами колдун и вожаки партий опрокидывают урны. Если светлых камней больше, то партия за свои добрые дела продолжает править в деревне. Но такого случая ещё не было ни разу - он развёл руками: Тёмная урна всегда забита доверху, а светлая оказывается пустой. Поэтому туземцы счастливы. У них есть выбор! Они каждый год выбирают новую власть, с другими головами. Что тут поделаешь, если у одних голов острые зубы, а у других - длинные клыки. Я тут ни при чём - развёл он руками: Я ничего нового не придумал. Всё сделал по законам нашей доброй Англии.

  - Не знаю - ответил я: Я не политик и на выборы не ходил никогда.

  - Вот-вот! - воскликнул Блюк: У нас такие тоже были: Норовили незаметно сожрать банан, вместо того, чтобы бросить в урну. За это колдун лупил их палкой по рукам, чтобы совали руки куда надо, а не туда, куда хочется.

  Занятые разговорами, мы не заметили, что из хижины давно вышел её хозяин и наблюдал за нами. Это был грозный Грух, имевший весьма обманчивую внешность. Невзрачный сморщенный старичок, тело которого всё было в складках, как будто старика одели в кожу другого размера. Но его живые глаза словно стреляли во все стороны, сверкая из-под ресниц.

  - Ну, и зачем ему четыре жены? - не удержался я при виде этой фигуры.

  - Кто же его знает? Не могут ведь они жаловаться ему на него самого. Но детей они рожают регулярно. Не то, что моя жена - добавил Блюк. Он подвёл меня к колдуну и что- то загыгыкал ему, кивая в мою сторону. Когда Блюк замолчал, Грух слегка склонил голову и смачно плюнул мне в лицо. От неожиданности я отпрянул прочь и машинально, первым жестом, провёл рукавом по лицу, чтобы в следующее мгновение схватить мерзкого старикашку за его отвратительные складки. Рядом раздался оглушительный вопль Блюка:

  - Что ты наделал? Эту священную слизь нельзя трогать! Ею должны любоваться все, пока ты не обойдёшь деревню! Ты мог стать приближённым к плоти и духу говорящего с богами! - Но было поздно. Моё лицо вытерто, а лицо Груха я не узнал в следующий момент. Морщины на его лице вздыбились и среди них горели два глаза, словно угольки на склоне изрытой ущельями горы.

  Не только на лице. На всём теле кожа вздыбилась , ощетинившись чёрными волосками. Казалось, что они вот-вот начнут отрываться от него и стрелять в меня. Мне стало не по себе. Что-то прошипев, этот сморчок скрылся в хижине.

  Блюк закрыл лицо руками и бубнил:

  - Я ничем не смогу тебе помочь! Не быть тебе левой рукой. Теперь ты - никто. Видевшие эту картину туземцы больше не улыбались мне. Они испуганно качали головами, уводя своих детей прочь. Мне это совсем не понравилось:

  - Где же твои цивилизованные законы? Они позволяют плевать людям в лицо?

  - При чём тут это? Мои законы защищают интересы всех туземцев, а не одного в отдельности! - наскочил на меня Блюк: Ты не понимаешь! Это колдун! Он разрешил мне мои правила игры, а я должен принимать его правила, его плевки! Это политика, а не медицина твоя, которая не может отличить плевок туземца от священного обряда могучего колдуна. Этот плевок делал тебя неприкосновенной особой с пожизненными привилегиями. Теперь я не дам за тебя даже свой старый галстук! - он подёргал пучок лианы на груди.

  Мне надоели его вопли. Я хотел спать. Повернувшись, я пошёл через всю деревню к своей временной хижине по опустевшей улице. До сих пор во всех подробностях помню следующий день. Из хижины я выбрался отдохнувшим, полным сил. Солнце стояло высоко. Деревня выглядела пустынной. Обитаемый вид ей придавали мелькавшие тут и там ребятишки да неподвижные фигурки древних старух, покрикивавших на неугомонную детвору. Взрослое население добывало пропитание.

  Не чувствуя никакой опасности, я спокойно пошёл вдоль деревни. Там была всего одна широкая улица, по обеим сторонам которой хижины стояли без всякого порядка. Но я ошибался, думая, что деревня опустела. Вскоре послышались громкие крики, неприятные звуки - то ли тявканье, то ли дикий хохот.