- Ещё до моего появления здесь творились жуткие вещи - бородач уселся поудобней: На острове была нехватка женщин. Мужское население буквально зверело. С другой стороны, в степях водилось много собак и волков. Любовь зла, а натура человеческая ещё злее - пожал плечами он: Козлы здесь не водятся, вот и пошли плодиться с волчьими и собачьими головами. Так сказать, побочная ветвь человечества на окраине мира. Эту легенду я услышал от ихнего колдуна или жреца - чёрт его знает, как называется его должность. Знаю, что его зовут Грух. У них все имена такие - словно камни падают - "бряк" да "грык". Меня вот они называют Блюком. Будем знакомы - протянул он мне руку то ли в шутку, то ли всерьёз: А как тебя назовут - объявит вождь.
Тут он вздохнул:
- Как бы мне не забыть своё имя, звучавшее с трибуны парламента, мелькавшее в правительственных протоколах. Да-а-а. Наверное, ты никогда и не слышал обо мне в своём Йорке. Так всегда. Народ не знает тех, кто о нём заботится. Моё имя Джон Блэйзер - громко произнёс он: Это всё, что осталось от прежней жизни. Я могу его только хранить в благодарность за то, что оно делало мою жизнь важной и комфортной. А как звали тебя там, в нашей Англии? - он посмотрел на меня. Глаза его блестели в полумраке капельками утренней росы. Я назвал своё имя
- Я запомню тебя - тихо произнёс он и заговорил о другом:
- Не знаю, чем бы тут всё закончилось, если бы не моё появление. Собакоголовые враждовали с волкоголовыми. Туземцы были под властью тех и других, проливая свою кровь за чужие интересы. Сами по себе они мирные, занимаются ремёслами всякими, охотой, рыбалкой. Места тут богатые. Крови тогда проливалось много, а сейчас совсем другое дело! - радостно воскликнул Блюк: Волкоголовые и собакоголовые даже живут совместно в поселениях! Вот что значит политика! - с гордостью закончил он.
- При чём тут политика? - возразил я неуместности этого слова в нашем положении.
- Эх, ты, доктор! - снисходительно хихикнул Блюк: Если бы вместо меня ты первым попал сюда, тебя бы, точно, затоптали в какой-нибудь потасовке и не заметили бы этого. Такая была жизнь. Ты медик и твоя работа - это твои клизмы, пробирки, микстуры. А моя работа - это политика. Извлекать выгоду для себя там, где нет никакой выгоды! Если ты не умеешь это делать - ты не политик, да! А я умею это делать!
Я устал. Мне хотелось вытолкать прочь своего шумного земляка. Мне нужен был отдых не только от своих впечатлений, но и от его громких речей, но он не унимался:
- Если бы меня отправили охотиться, ловить рыбу, собирать фрукты или лепить горшки из глины, то я бы умер с голоду. Ничего этого я не умею! Но я на своём месте! - похлопал он себя по животу: Без политиков, брат, никуда!
- Но волкоголовые?! Как с ними жить?! Эти морды с клыками?! - не вытерпел я.
- Ну и что? В парламенте я и не такие морды видывал. И волчьего воя, и тявканья, и хрюканья за время заседаний наслушался. Мне не привыкать. И уши мои, и глаза мои привыкли ко многому. Я политик! Можешь быть спокоен - похлопал он меня по плечу: Теперь здесь можно жить - он поправил на шее свою висюльку.
- Как это? - не понял я.
Благодаря моим стараниям, законы демократии навели здесь порядок раньше, чем христианская религия вошла в сознание этих дикарей! Мне есть чем гордиться! У нас тут двухпартийная система. Партия волкоголовых - "ВОГИ" и партия собакоголовых - "СОБИ". Вершина моих усилий - выборы! Каждый год выбирается правящая партия, которая возглавляет поселение. Она собирает налоги. Она распределяет женский контингент. Всё как в старой доброй Англии! - Блюк мечтательно закатил глаза, позабыв о моём присутствии. Вдруг он перешёл на деловой тон:
- Если бы сейчас правила партия СОБИ, то из хижины вождя вышел бы собакоголовый, и ты меньше испугался бы. Выборы проводим мы с колдуном.
Чувствовалось, что Блюк не может остановиться в своей речи, отвыкший от слушателей, от родного языка, но я окончательно устал от его болтовни:
- Значит, эта хижина для меня не тюрьма? - перебил я его.
- Нет. Что ты! - сменил он тему: Это временно. Тебе, как и мне, вождь выделит пять жён, и ты будешь обновлять кровь местного населения. Каждая жена построит хижину. Ты по очереди будешь ночевать в них. Не вздумай пропустить хоть одну ночь! После жалобы жены ленивого мужа бьют палками по пяткам, чтобы помнил дорогу к своим жёнам. У туземцев на пятерых мужчин приходится одна жена. Нам, светлокожим посланникам богов, оказана великая честь. Держись - добавил он совсем другим тоном: Мне повезло. Я своих четырёх жён подарил колдуну. По велению богов. До сих пор жалею, что это не случилось раньше. Мне не пришлось бы месяц ждать, пока заживут мои пятки, чтобы я смог выходить из хижины.
От его разговоров меня спас туземец, откинувший полог хижины. Он заглянул внутрь и почтительно указал следовать за ним. Я с облегчением проскочил мимо Блюка наружу. Так, втроём, мы и шли по деревне, пока не остановились у хижины вождя. Всю дорогу сзади доносилось бормотание: