Записки майора Томпсона. Некий господин Бло

Начиная с 1066 года все Томпсоны, которым во времена моего прапрадеда Арчибальда, третьего графа Строуфорнеса, удалось, слава богу, зацепиться, правда всего лишь за младшую ветвь генеалогического древа Вильгельма Завоевателя, называют по традиции старшего сына Мармадюк. Урсула, конечно, не стала бы возражать против этого. Но eventually[77] подарила мне сына моя вторая жена, француженка Мартина, а она от души рассмеялась над моим предложением. Имя Мармадюк вызывает у нее приступ неудержимого веселья. Мартина уверяет, что это название апельсинового мармелада, производством которого славится город Данди: «Право, не знаю… но это же курам на смех».

Но уж что действительно, на мой взгляд, курам на смех, так это называть отставного майора колониальных войск Дуки[78] — имя, которое она, как истинная француженка, способная из ничего смастерить прелестное платье и придумать любое ласкательное прозвище, умудрилась выкроить из Мармадюка.

Наконец мы пришли к компромиссу: ребенку решено было дать имя, состоящее из трех первых букв наших имен, прибавив к ним еще букву «к», с которой позднее он сам решит, как ему поступать. Итак, его зовут Марк. Но никакие силы в мире не могут помешать мне называть его в душе Мармадюк.

Этот спор оказался всего лишь прелюдией к трагедии, которая стала нарастать crescendo, по мере того как перед нами вставал вопрос воспитания.

My God! Бог мой, неужели два наших народа поселились в таком близком соседстве лишь ради удовольствия делать все не так, как делают соседи? Нас разделяют всего каких-то двадцать миль, а различие сказывается буквально во всем: и в воспитании детей, и в вождении автомобиля, и в судебном законодательстве. Французы производят детей на свет, чтобы те росли у них на глазах. Англичане же, стоит ребенку родиться, тут же отсылают его расти подальше от дома. Во Франции, начиная с Булони, дети растут среди взрослых. В Англии же, начиная с Фолкстоуна, они становятся взрослыми среди детей. Во Франции дети согревают вам сердце. В Англии дети суровы. Родители-французы, вероятно, сочтут себя оскорбленными, если их сын не окажется вундеркиндом. Англичан же вундеркинды приводят в ужас[79].

Ну как тут найти общий язык?

Одно время я думал, что мне в этом поможет мисс ффифс[80]: первые годы мальчик будет жить во Франции, но воспитанием его займется воспитательница-англичанка. При одной только угрозе подобного вторжения бретонские предки Мартины забили в набат: она долго не могла примириться с появлением моей соотечественницы, казавшейся ей почти свекровью. Правда, меня поддержал кое-кто из ее приятельниц, уверявших: «Никто лучше англичанки не воспитает ребенка», зато другие оказывали мне медвежью услугу: «Конечно, все это очень мило, но только своего ребенка вы больше не увидите!»

И все-таки Мартина в конце концов согласилась.

Было бы неверно сказать: мисс ффифс вошла… Нет, в наш дом ворвалось ледяное дыхание Северного моря. Худое лицо, обтянутое кожей лиловатого оттенка, выступающие вперед зубы и длинные шершавые руки, — она была воплощением суровости и являла собой классический образец извечного врага. Королева Елизавета, посылающая Марию Стюарт на эшафот, королева Виктория, осушающая с помощью пуританского благочестия болота порока, сама Британия в золотой каске, в колеснице, запряженной рабами. Представительница соседней страны, расположенной над нами слева, обосновалась как squatter[81] в нашей квартире. Нет, это была еще не война. Но все было приведено в состояние боевой готовности. Обстановка сразу же накалилась: кухарка Флорина решительно отказалась готовить для этого чудища какую-то там porridge[82]. «Делать ей больше нечего», а Кларисса категорически заявила: «Ну и ехидна, так я и стану подавать ей в комнату…»

Я познакомился с мисс ффифс еще в Индии. Получив боевое крещение в самых лучших домах Соединенного Королевства, она прибыла в Кашмир, куда ее выписал некий магараджа, англоман, отдавший ей на выучку своего флегматичного, мечтательного и сутуловатого сынка. Мисс ффифс заставляла это дитя Востока носить специальный прут, который должен был выпрямить ему спину, тренировала его во время бесконечных оздоровительных прогулок. («Дышите глубже… Выше голову… Раз, два, раз, два…»), приучая его энергично размахивать сжатыми в кулак руками и печатать шаг, подобно гренадерам Ее Величества, словом сумела привести его в приличный вид. Когда англичанка покидала Сринагар, юноша по-прежнему оставался индийцем, но индийцем вымуштрованным: ему больше не приходило в голову сравнивать глаза девушек с цветком розы, его былая вялость исчезла, и он готов был признать, что все муссоны Шивы пасуют перед непромокаемым английским пальто.

* * *