Записки маленького человека эпохи больших свершений (сборник)

Ровно в семь аккуратный неофит Русинов, робея, ткнулся в вестибюль двухэтажного дома на тихой улочке недалеко от Булонского леса, разулся и в носках вошел в маленькую залу на первом этаже. Здесь несколько обритых юношей в оранжевых хитонах уже стояли в нише и клали поклоны перед странными темнолицыми куклами, одна из которых была похожа на собаку. Другая, у которой лицо было голубое, вероятно, и была богом Кришной. Юноши, напевая что-то непонятное, кадили индийскими курениями, разбрасывали цветы по зале. Потом началось общее моление. Русинов за компанию приплясывал в шейковом ритме на кафельном полу, напевая про Кришну, Кришну, Раму, Раму, пока ноги у него не замерзли. Тогда он уселся на площадке деревянной лестницы и теперь выражал свое участие в молебне только улыбкой. Потом все перешли на второй этаж, уселись на полу, и дежурный гуру стал читать из «Бхагавад-гиты» на санскрите и на французском, а также толковать прочитанное на какой-то смеси европейских языков. Как и всякая другая теология, толкование это с трудом доходило до ленивой головы Русинова, усыпленного ритмической молитвой, танцем, а также атмосферой благодушного доброжелательства. В конце этого бесконечно длинного урока коренастый плотный человек подсел к Русинову и резко спросил:

– Ты кто?

– Человек… Кто еще? Русский. Из Союза.

Однако плотный человек не удовлетворился ответом и хотел проникнуть в суть вещей. Ему недостаточно было вежливо французского: «Советик?» Или уточняющего «рюс рюс?».

Дознавшись, что Русинов был еврей, человек с гордостью перечислил членов секты, которые, по его догадкам, были евреи, хотя называли себя шведами, американцами, англичанами. Еще процентов сорок, по его сведениям, были армяне, хотя называли себя американцами и ливанцами. Сам плотный человек был армянин с двойным подданством – советским и тунисским. Звали его Вартан. Он не мог выбраться в Кузьминки, где жила его семья, не ехал в Тунис, где ждали его дом и лавка, потому что дела фирмы «Духовное небо» задержали его в Париже. Он объяснил, что фирма обслуживала секту, а секта – фирму. Фирма продавала индийские благовония, секта распространяла слово правды. После урока, чтений, бдений и вегетарианского ужина, приготовленного индусом-поваром, Вартан повел Русинова в общагу фирмы и здесь познакомил его со своим братом, великим кришноведом-эрудитом.

– Насчет армян не слушайте его, это все чепуха, – сказал брат.

Вартан скептически улыбался, слушая прекраснодушные суждения брата, – ему было ясно, что армянин – это армянин, а еврей – это еврей.

– Наше временное воплощение не так уж существенно, – сказал брат-эрудит. – Воплощение это преходяще и краткодневно. Да и что она означает, точка земного шара, в которой ты родился?

Брат приехал из Америки. Оставив непонятного голуболицего Кришну, Русинов и брат с удовольствием толковали об американской литературе, о «старой» и новой родине, о цветаевской рябине. Брат Вартана презирал потуги Фолкнера и Уайлдера, это натужное цепляние за точку поверхности, за приверженность месту и традиции. Ему были смешны национальные украшения Беллоу и Маламуда.

Вартан снисходительно слушал их разговоры. Он был реалист из Кузьминок, очень точно знавший, что следует покупать в магазине «Тати» по соседству с фирмой на бульваре Барбес-Рошешуар. В то же время он был исступленный мистик, которому долгое половое воздержание и вегетарианская пища все чаще давали возможность трансцендентного видения. Воздержание не вдохновляло Русинова. Вегетарианская пища его не отпугивала. Перебирая в памяти пишущих вегетарианцев, он наткнулся на абсурдного старика Шоу и затосковал о шашлычном запахе бухарского Ляби-Хауза.

Возвращаясь в мансарду, Русинов вспоминал мальчиков и девочек из «Харе Кришны». Они выглядели истощенными, но были довольны жизнью. Те, что носили оранжевые хитоны, блюли целибат. Обладатели белых хитонов жили с детьми и женами, но сексом занимались редко, исключительно с благородной целью продолжения рода. Они улыбались друг другу и ели фрукты. В своем загородном ашраме они дышали воздухом, танцевали, заклиная бога Кришну, а в промежутке между молениями производили духи для фирмы Вартанова брата.

Итак, это был коллектив. В одиночку петь свое «Харе, Харе» им было, наверное, скучно. Они собрались, чтобы петь и работать в коллективе… Русинов с наслаждением подумал о своей пустой мансарде и Олеговой книжной полке…

Утром Олег поймал Русинова на лестнице и повел его на завтрак. Завтракать с Олегом было занятие малополезное, так как Олег с утра ничего не ел. Он пил виски или пиво. С другой стороны, такой завтрак не таил в себе и особой опасности, ибо Русинов знал наперед все, что скажет Олег. Это было как послание из далекого прошлого – студийный коридор, перекур на съемках, завтрак в гостинице с кодлой из съемочной группы. Олег уже поймал спозаранку свой легкий кайф, через пелену которого до него доходили слова Русинова, энергичные жесты Шанталь, звонки в дверь.

– Я больше никуда не спешу, – сказал Олег. – Я хочу дожить вот так, не спеша.