Он опустился в то же плетеное кресло, в котором сидел утром. Находящаяся рядом пара – очень зрелая дама и чересчур ухоженный молодой мужчина – тут же вскочила с места, и женщина произнесла нарочито громко, нервно поводя лорнетом:
– В отелях стало невозможно находиться! Вы только взгляните на это…
Глава 12
Женщина с револьвером
– Алло!.. Хм… Это ведь вы, да?..
– Да, Мегрэ! – вздохнул комиссар, узнавший голос инспектора Дюфура.
– Тише! В двух словах, шеф… Ушла в туалет. Сумка на столе. Подошел. Там револьвер.
– Она все еще там?
– Да, ест.
Дюфур, стоящий в телефонной будке, наверняка выглядел как заговорщик, делая загадочные пассы руками. Мегрэ молча отсоединился. Он не мог найти в себе силы ответить. Все эти маленькие причуды, над которыми он обычно посмеивался, теперь вызывали у него тошноту.
Управляющий смирился и велел поставить прибор напротив Латыша, который спросил у метрдотеля:
– Кому предназначено это место?
– Не знаю, месье. Я выполняю указание.
Он не стал настаивать. В это время шумное английское семейство из пяти человек ворвалось в ресторан, который сразу утратил свою безжизненность.
Мегрэ, оставив шляпу и тяжелое пальто на вешалке, пересек зал, выдержал паузу, прежде чем сесть, и даже изобразил нечто вроде приветствия.
Но Петерс его словно не видел. Четыре или пять аперитивов, которые он выпил совсем недавно, не оставили и следа. Он был холоден, корректен и точен в движениях.
Ни на секунду не проявив ни малейшей нервозности, он сидел, устремив взгляд вдаль, и чем-то напоминал инженера, решающего в уме техническую задачу.
Пил он мало, выбрав одно из лучших бургундских вин двадцатилетней выдержки.
Завтрак заказал легкий: омлет с зеленью, эскалоп и сметана.
Он ждал смены блюд, положив обе руки перед собой, не проявляя признаков нетерпения и не обращая внимания на происходящее вокруг.
Зал постепенно наполнялся.
– У вас усы отклеились, – внезапно произнес Мегрэ.
Латыш не шелохнулся, но несколько секунд спустя незаметно провел двумя пальцами по губам. Услышанное было правдой, хотя пока не бросалось в глаза.
Комиссар, о невозмутимости которого в префектуре ходили легенды, с трудом сохранял хладнокровие.
И весь остаток дня ему не раз предстояло испытывать свое терпение на прочность.
Конечно, он не рассчитывал, что Латыш как-то скомпрометирует себя, пока находится под наблюдением.
Но утром комиссар стал свидетелем явных признаков паники. И он надеялся своим постоянным присутствием, своей массивной фигурой, затмевающей Латышу свет, спровоцировать его на какие-то действия.
Латыш выпил кофе в холле, велел принести ему легкое пальто, спустился вниз по Елисейским Полям и через два часа вошел в местный кинотеатр.
Вышел он оттуда только в шесть вечера, не обмолвившись ни с кем и словом, не написав никому записки и не сделав ни одного подозрительного жеста.
Уютно устроившись в кресле, он внимательно следил за перипетиями какого-то наивного фильма.
Если бы он обернулся, направляясь после сеанса к площади Оперы, чтобы выпить аперитив, он бы заметил в поведении Мегрэ первые признаки неуверенности.
А быть может, он чувствовал, что комиссар начинает в нем сомневаться?
Это было настолько близко к истине, что, сидя в темноте перед экраном с мелькающими картинками, в которые он даже не вникал, Мегрэ не переставал рассматривать возможность внезапного ареста.
Но он прекрасно понимал, что его ждет в этом случае. Ни одного вещественного доказательства! Зато сколько будет давления на следственного судью, прокуратуру, возможно, даже на Министерство иностранных дел и Министерство юстиции!
Он шел, немного сутулясь. Рана причиняла ему боль, а правая рука все больше немела. А ведь врач ему настоятельно рекомендовал:
– Если боль будет усиливаться, немедленно ко мне! Это означает, что рана воспалилась.
И что с того? Разве у него было время об этом думать?
«Вы только взгляните на
Да, черт возьми! Ведь
У Мегрэ не было ни машины, ни миллионов, ни многочисленных помощников. И если он позволял себе привлекать к делу одного-двух полицейских, потом ему приходилось доказывать необходимость этого.