День 84
Сегодня ничего особенного не произошло. Половину дня мы сидели в актовом зале местного дома культуры и изучали систему армейских званий. Её в нас вдолбить поручили некоему капитану Смирнову, которого я, кажется, уже где-то видел. Он не был требователен, но был в достаточной степени строг: запрещал нам общаться между собой, пока мы сидели там, в этом зале. Все наши усилия, помыслы и желания, точно планеты, должны были вращаться вокруг этих треклятых звёзд на их погонах: маленьких, больших, очень больших и так далее. Мне не составило труда выучить эту нехитрую градацию. Ира тоже справилась довольно быстро. Кое-кто не смог так шустро запомнить предложенную капитаном информацию, и с ними он действовал по-разному: сначала — устными укорами и публичными унижениями, затем — подзатыльниками, если это были молодые парни, а после перешёл к запугиванию.
— Кто последний выучит — тот всю службу в городе пробудет барабанщиком, — говорил он.
— О, ну так я лучше посплю, а вы, пацаны, учите тут! — сказал на это лысеющий мужик среднего возраста, в форме на три размера меньше его габаритов.
— Барабанщик у нас — это тот, кто приманивает мясо на себя. Звуком ли, криком — да хоть песнями! Если охота — в добрый путь. Только такие пузатые барабанщики обычно долго не живут.
Мужик притих и принялся смотреть в листок, на котором он некоторое время назад своей рукой нарисовал все возможные погоны и подписал их.
После этого мы учились ходить строем и выполнять строевые команды. Знание всего этого каждым из нас упрощало для наших будущих командиров задачу по управлению нами как единой массой. Им не пришлось бы иметь дело с боевыми единицами, ковыляющими туда-сюда, из стороны в сторону, словно молекулы инертного газа в пробирке, по пути на обед или куда-нибудь ещё. В нас вшивали кодовые слова, хорошо знакомые командирам, и тем самым упрощали нашу дальнейшую коммуникацию с ними. Словом, во всём происходящем я пытался отыскать смысл и был очень рад, когда находил его.
День 85
Капитан Смирнов, как оказалось, был назначен командиром нашей учебной роты. Рота, взвод, отделение — все эти единицы измерения единого зелёного вещества — то есть нас, солдат, — откладывались в памяти как-то сами по себе. Я впитывал всё как губка. В основном, потому что не хотел отставать от Иры, вникавшей во всё с хищным азартом. Ей очень нравилась её новая роль. И мне было приятно видеть её счастливой. Только… Только вот что-то всё не давало мне покоя. Чем больше Ира углублялась в эту новую армейскую жизнь, чем больше новых знаний и навыков она получала, и чем больше счастья была на её лице в конце дня, тем больше мне казалось, что я теряю ту Иру, которую знал раньше. Ту Иру, которая, как я думал, нуждалась во мне. Ту Иру, которая, как я когда-то полагал, только и ждала, сидя у себя в квартире, пока я приду и предложу ей и её родителям план того, как сбежать от апокалипсиса. Теперь она становилась тем, кому не нужен никто; не тем, кто ждёт от кого-то помощи, а тем, кто сам приходит на помощь. И от этого мне всё больше и больше тоскливо. Хоть я и понимаю, что тоска эта — не благородная, а постыдная.
День 86
Днём была жара. Не в привычном понимании, нет: скорее — жара по октябрьским меркам. Сколько же ещё нам ждать снега такими темпами? И как они — те, кто принимает решения — поймут, что погода устоялась, и холода наступили надолго? Прогнозов погоды ведь, как несложно догадаться, больше ни по телевизору не показывают, ни в газетах не печатают. Может, у них там какой-то метеоролог есть? Не хочется, чтобы замёрзшие в бетонных джунглях зомби, которых мы приедем уничтожать, точно каких-то вредителей, вдруг в самый неподходящий момент оттаяли и нанесли по нам ответный удар.