Записки мертвеца

В лучших традициях мрачного средневековья я решил устроить себе пир во время пожирающей планету новой чумы. Я съел всё то скоропортящееся, что лежало в холодильнике, и что я принёс с собой из Радуги. Колбаса, сыр, конфеты и рулеты — всё в желудок, пока он не растянется и не заболит, пригрозившись лопнуть от следующего куска стейка! Вино к стейку было очень кстати. Не утруждаясь тем, чтобы налить его в бокал, я лакал его прямо из бутылки, стремясь как можно скорее опьянеть и надеясь нажраться вусмерть с одной бутылки. Когда она иссякла, я стал рыскать по шкафам в попытках отыскать где-нибудь заначку родительского спиртного. Нашёл я её в неожиданном месте — в шкафу с верхней одеждой в прихожей, вглубь которого до этого не заглядывал. Ничего восхитительного я там не обнаружил — только какие-то ягодные настойки на спирту. Но и это сойдёт, решил я: к чему привередничать? Сознание моё плыло, земля уходила из-под ног всё стремительнее, с каждым новым глотком. Я ощущал себя на борту вертолёта, вошедшего в штопор и терпящего крушение над океаном безвременья. Мир кружился — играл яркими хмельными красками и кружился. Я чувствовал себя плохо и одновременно — хорошо.

Когда уже вечером я допивал бутылку клюквенной водки, сидя на балконе, мне в голову пришла идея. Я открыл окна настежь и посмотрел вниз. Там, на земле, помимо мусора, который я же и выбросил туда два дня назад, была небольшая бетонная плита. Она блуждала перед моим пьяным взором, словно бы норовила куда-то улизнуть, и я не мог толком сфокусировать на ней свой взгляд. Зато мысли мои прочно уцепились за неё, родив шальную идею о том, чтобы прыгнуть и точнёхонько приземлиться на неё своей бестолковой головой и покончить со всем одним махом. Преисполненный не столько решимостью, сколько азартом, я попытался встать на оконную раму, чтобы проверить, дрогну ли я, оказавшись на самом краю бездны. Но взобраться на раму у меня попросту не получилось: то ли порыв ветра втолкнул меня обратно, то ли я сам оступился и рухнул на пол балкона — не знаю. Помню только, что после я решил оставить всю эту затею на потом. А сейчас — спать. Не на кровати в своей комнате, не на диване в гостиной, а прямо так, здесь, на полу. Вдруг удастся крепко простудиться, и даже переступать через инстинкт самосохранения не потребуется, чтобы раз и навсегда покончить со всем.

День 26

Наутро я нашёл себя распластавшимся на полу балкона. Голова болела. Тело ломило. Я прошёл в кухню, затем — в свою комнату, где нашёл рюкзак, а в рюкзаке — таблетки от головы. Приняв несколько, я лёг на кровать и проспал ещё несколько часов, прежде чем окончательно встать. Делать ничего не хотелось. Думать — тоже. Я решил провести этот день за компьютером и поиграть во что-нибудь, чтобы отвлечься и развлечься. Но включить компьютер я не смог. Не смог я включить и электрический чайник, в котором планировал подогреть воду для утреннего кофе. И свет ни в одной комнате не загорался, сколько бы я ни баловался с выключателем. Тогда-то я понял, что день тотального блэкаута, наконец, настал, и что атомная электростанция в соседнем городке на севере перешла в аварийный режим. Начался отсчёт дней, в лучшем случае — недель до ядерной катастрофы. Но кого сейчас удивишь этими катастрофами? Ожившие мертвецы, хаос, анархия и безвластие — на фоне всего этого радиоактивное облако, которое вскоре накроет весь город, казалось чем-то из разряда повседневной рутины. Даже падение искусственного спутника на соседний дом было бы событием скорее ожидаемым, чем из ряда вон выходящим.

Я позавтракал тем, чем смог, и проверил телефон. На нём оставалось сорок процентов заряда. В левом верхнем углу была надпись «Нет сети», на месте которой я вряд ли увижу что-то другое в обозримом будущем. Конец света теперь можно было официально считать делом свершившимся, в прямом и переносном смысле.

У меня была полная ванна воды, набранная ещё давным-давно на случай внезапного отключения электроснабжения и как следствие — насосов, качавших воду на восьмой этаж. Из крана ещё бежала тонкая струя, но это было ненадолго. Вскоре она должна была стать толщиной с ниточку, а затем — исчезнуть навсегда. Самым драматичным обстоятельством в этой связи мне казалась не столько невозможность толком помыться, сколько невозможность смыть унитаз. Добро пожаловать в средневековье: в десятое столетие с его смердящими отходами жизнедеятельности улицами, крысами, чувствующими себя как дома на поверхности и далее по списку.