"Прекратите балаган", -- хрипит Мартов. И среди общего воя, хохота, брани, веселый румяный матрос Донской (который еще через три месяца бросил в Киеве бомбу в фельдмаршала Эйхгорна и сам повис на площади в Липках) вкладывает в рот три пальца. Разбойничий соловьиный посвист...
Настает очередь председателя -- невозмутимого Свердлова. В кожаной куртке, в кожаных штанах, изумительно похожий на штопор, иерихонским голосом возглашает Свердлов: "Гильотинирую прения..."
Карелин бежит на крайний левый фланг и со страстной жестикуляцией что-то говорит своему соседу, Александру Ге. Колесо вертится.
* * *
С момента установления советской власти в среде московских анархистов немедленно произошел раскол. Часть -- немногочисленная и невлиятельная -- встала на "советскую платформу" и послала своих депутатов во Всероссийский Ц. И. К. В качестве лидеров она имела Владимира Карелина и Александра Ге. Идеи, тактика, логика и этика -- все наполняющее жизнь партии -- зарождалось в приплюснутой лысой голове Александра Ге. Маленький, сморщенный, в неизменной черной косоворотке, самое странное впечатление производил этот безнадежно запутавшийся человек.
Бегали острые глазки, дергалась щека, и он пытался доказывать Ленину и Троцкому, что "железные батальоны не нужны пролетариату, ибо сила его в организованных усилиях всех рабочих..." Ленин презрительно почесывал бороденку, Троцкий угрожающе намекал на "слабые головы, слабо сидящие на безвластных плечах", а сам Ге...
Ге не пренебрегал ни советскими курульными должностями, ни кулуарами особняка Берга в Денежном переулке, где расположился немецкий посол граф Мирбах... По крайней мере, когда, собираясь выпускать анархическую газету, Ге пришел звать в сотрудники теоретика-анархиста, профессора А. А. Борового, тот, не смущаясь присутствием двух свидетелей, резко сказал: "Я не собираюсь пропагандировать анархизм за счет германского посольства!"
"У каждого свое отношение к целесообразности", -- слабо улыбнулся Ге и немедленно ретировался.
Вскоре его близость к Мирбаху стала секретом Полишинеля, повсплывали подробности военных лет, и Александр Ге удалился на Северный Кавказ.
Лето 1918 застало его секретарем совдепа и диктатором Кисловодска. Здесь, в гостинице "Гранд-Отель", наполненной паническими беженцами, он повел широкую жизнь. Средства получались от доброхотных приношений королей нефти, банков и биржи, заброшенных революцией в Кисловодск и пытавшихся брильянтами, табакерками и шампанским задобрить всесильного секретаря и смягчить ужасы минераловодского террора.
С первых же дней выяснилось, что Александр Ге и сам является лицом подчиненным, совершенно пасуя пред Ге Ксенией -- его женой.
Интеллигентная, талантливая, редкая красавица и редкая умница -- Ксения Ге вписала новую страницу в историю русских женщин. Повеяло сюжетами Карла Гоцци, роковыми венецианскими масками, ядовитым ароматом мемуаров Казановы.
Певица, музыкантша, художница, авантюристка с явно выраженными садическими наклонностями -- она сплотила вокруг себя, в своем "художественном салоне", весь цвет буржуазии и аристократии. На ее вечерах присутствовали великие князья, завершившие здесь славный цикл, начатый гибелью "Петропавловска" и кутежами в Мукдене. К ее посредничеству прибегали министры, банкиры, генералы, промышленники. Выступали знаменитые артисты; оперная примадонна, помнившая огни Ковент-Гардена и цветы "La Scala", считала радостью и гарантией жизни спеть романс на Soireé {Званый вечер
Очаровательная хозяйка, в глубоком декольте, с нитками чужого розового и черного жемчуга на шее -- величественно протягивала руку для поцелуя, милостиво соглашалась на тур вальса, а в ее серых переменчивых глазах не потухала угроза, слишком понятная тем из гостей, на чьих лицах останавливался ее взгляд: дом Тер-Погосова, где в реквизированном кабаре разместилась Чека, где кровью сотен заложников были запачканы намалеванные на стенах Коломбины, дом Тер-Погосова был через дорогу, в двух минутах ходьбы. Одно неосторожное слово, одно возражение -- и с "Лунной сонаты" человек попадал в "кабаре" Тер-Погосова! В дни этих ужинов-шуток в Кисловодске, в Пятигорске Анджиевский, друг и покровитель Ксении Ге, зарубил Рузского и Радко-Дмитриева.
Ксения Ге настолько верила в силу своих чар и в преданность своих гостей, что заставила мужа остаться в Кисловодске при приходе добровольцев. Ей казалось, что великие князья и короли нефти смогут ее устроить и при Деникине.
Судьба мужа решилась сразу: 7 января 1919, в первый же день добровольцев, он был арестован и -- по традиции -- "застрелен при попытке к побегу".