Записки мерзавца (сборник)

   В двадцать лет послушник Святогорского монастыря, в двадцать шесть -- приват-доцент Московского университета по кафедре чистой математики, Солонович излагал теорему Лобачевского в стихах, а предощущение распада и создание миров посетило его "в тихой музыке дифференциалов и интегралов..." К анархизму он пришел этим трудным, небанальным путем: "То, чего не договорил Ницше, чего не понял Штирнер, я раскрыл в безгрешном анализе. И разве закон бесконечно малых не есть символ ценности каждой личности?.." Когда начался изданием анархический журнал "Клич", Солонович известил редакцию о желании написать поэму "О человеке в его вертикальном стремлении к божеству и горизонтальном пути к анархизму"...

   Аудитории, состоявшей из балтийских матросов и Сундженских ингушей, Солонович читал доклад о "Якове Беме, первом осознавшем себя анархисте"; все цитаты из Беме приводились в латинском подлиннике. Нетрудно понять, что на переводе никто особенно не настаивал.

   Безумие Солоновича, взращенного на "Весах", полемике с символистами и эпигонах Соловьева, было тем своеобразным московским юродивым вывихом, который на вершинах давал в XVI столетии Василия Блаженного, в XX столетии Андрея Белого, который в революцию обогнал самых пылких из пылких, самых левых из левых...

   Брызжущая слюна, растлительный яд Гордина, душевный разговор Черного, олимпийские раскаты Бармаша, мистические тексты взволнованного, всклокоченного Солоновича -- и после трехчасового томления аудитория, стуча винтовками, шашками, заряжая на ходу маузеры, усаживалась в автомобили и мчалась на тихие улицы, где в испуганных особняках, под половицами и в печных заслонках были спрятаны серьги, диадемы, кулоны, керенки...

   Начиналась практика купеческого клуба.

   Щупальцы ассоциации, расположившейся в клубе и в особняках Морозова на Покровке, Цейтлина на Поварской, -- простирались не только на Москву, но и на окрестные города: Серпухов, Богородск, Дмитров и др., куда можно было добраться на выносливых грузовиках.

   В чем же выражалась их деятельность, кроме налетов, лекций и издания газеты? В организации бесплатных обедов, приготовленных из реквизированной провизии, в устройстве балов, концертов и т. п. Каждый сочувствующий имел право свободно войти в клуб, пообедать, почитать книги и журналы (растащенные в первую же неделю), послушать ораторов и исполнителей. Желающий стать анархистом получал винтовку, ручную бомбу, обоймы. Вот и вся деятельность...

   Но таково было безбрежное отвращение к большевикам, к комиссарам, к совдепам, что и за анархистов уцепились как за возможный трамплин к лучшему будущему. Настали любопытнейшие недели: в купеческий клуб открылось паломничество представителей самых различных групп. Купцы, офицеры, рабочие, безработные адвокаты приходили с разнообразными предложениями и просьбами: организовать восстание, обуздать районного комиссара, дать оружие для домовой охраны и т. п.

   В передней и в залах на кожаных креслах и на бархатных диванах спали и играли в карты пьяные верзилы с физиономиями наемных убийц. Но эти первые впечатления мало кого смущали. Ведь в том же самом 1918 году население Херсона, доведенное до отчаянья постоянными налетами и сменами "режимов", выпустило из каторжной тюрьмы арестантов, давших честное слово защищать город от полчищ Муравьева!

   Психология херсонцев имела широкое распространение и в Москве. Так, организатор офицерских ячеек в Москве получил инструкцию с юга, из штаба Алексеева -- "поддерживать интенсивную связь с организацией Льва Черного..."

   В обширной столовой клуба за длинными столами среди сотен курносых и скуластых физиономий мелькали зачастую твердые подбородки и англо-саксонские профили; в штатском, слабо скрывавшем их личности, представители английской военной миссии и информационного отделения американского комитета слушали, рассматривали, ходили по комнатам, внимательно подсчитывали количество оружия, валявшегося повсюду.

   Спустя год, на банкете в честь союзных миссий в Ростове, я встретил майора, с которым однажды обедал в купеческом клубе.

   Он рассказал мне, что к началу апреля 1918 г. интерес, возбужденный анархистами, был столь велик, что их организациям и возможности их использования для борьбы с советской властью уделил целую главу в докладе своему правительству английский консул; французский же генерал Ловерна (глава московской миссии) через третьих лиц предложил своих офицеров в качестве инструкторов...

   Не могу забыть, как одним мартовским воскресеньем, зайдя в кабинет Льва Черного, я встретил совершенно невероятное общество.

   Покойный философ Викторов (повесился в прошлом году) убеждал хозяина в неосущствимости возвещаемого им рая, убеждал, поддерживаемый... Влад. Дуровым, приводившим примеры из жизни своих животных, и старым анархистом Я. Новомирским, ссылавшимся на опыт 1905 г. В углу у книжной полки, молча, сидел и слушал один из крупнейших суконщиков московского района...