Записки мерзавца (сборник)

   Хочется молиться, чтоб отшибло память, обрезало концы той жизни, чтоб по ночам на асфальтах залитой электрическими солнцами Concorde какой-то голос не шептал: и здесь еще будет то самое, и здесь еще прольется кровь и станет сплошное бэттлфильдс.

   "Пустяки, плевать! -- утешает меня мой мудрый, все понимающий американец. -- Человеческая жизнь не перец, ее везде достаточно!.."

   Париж, 20 апреля 1921.

ПРОДАВЦЫ ШПАГ

I

   Восемнадцатое ноября тысяча девятьсот семнадцатого оказалось решающим днем. За сутки предопределились пути вождей армии.

   На рысях, с полком текинцев Корнилов, освобожденный приказом Духонина, двинулся к далекому Югу, пробиваясь сквозь огневые завесы бронепоездов, стараясь по ночам передвигаться вязкими грунтами Полесья.

   В кургузой тройке, смазных сапогах, во втором классе едва ползущего "скорого", уезжал Деникин, и солдаты, штурмовавшие вагон, обращаясь к нему, говорили: "А ну, почтенный купец, пододвинься". Романовский, в солдатской форме, с солдатскими документами, изображал денщика при собственном адъютанте. Остальные быховские узники разбежались, кто куда и кто как изловчился.

   А в это время освободитель быховских узников, последний верховный, в глубокой нерешительности ходил по огромному кабинету, в котором год назад царь совещался с Гурко о плане весеннего наступления. Георгиевский кавалер, стоявший на часах у главного входа, видел в полуосвещенном окне стройный силуэт Духонина. Еще через час к заднему крыльцу подкатил бесшумный "Rolls-Royce", изготовленный по специальному заказу Николая Николаевича. В штатском черном пальто с барашковым воротником Духонин вышел на крыльцо, направился к автомобилю, занес ногу на подножку каретки, неожиданно резко повернулся и вернулся во дворец. Вызванному дежурному офицеру верховный сообщил, что бежать не хочет и будет ждать завтрашнего приезда Крыленки с матросами. Одновременно он приказал не оказывать никакого сопротивления.

   Через восемнадцать часов изуродованный труп Духонина был брошен под товарный вагон; матрос Стебельчук -- восемнадцатилетний долговязый парень -- угрожая ручной бомбой, не разрешал убирать труп. Толпа, совершившая самосуд, расползлась по вокзалу в поисках других чинов штаба. На перроне, в самом углу у пакгауза, на складном стульчике сидел небольшой человек, с молодым лицом, седыми растрепанными волосами, в серой шинели без погон. Зажавши обеими ладонями голову, он судорожно всхлипывал. Николай Васильевич Крыленко еще в университете отличался слабыми нервами и перешел с медицинского на филологический из-за отвращения к трупам.

   Поплакав, он приехал во дворец и начал разбираться в делах ставки при помощи нового начальника штаба Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича, генерального штаба генерал-лейтенанта и родного брата управляющего делами совнаркома.

   Пролог окончился. Занавес поднялся. Начиналось трагическое русское действо.

   Смерть Духонина, равная самоубийству; и в ответ на нее прозвучат и прокатятся по всей России выстрелы Скалона (эксперта в Бресте) и Каледина (принца Гамлета и атамана донского казачества). Такова линия усомнившихся и разочарованных. Через год к ним присоединится еще один, чей образ тусклый и загадочный забыт всеми. Для первого вождя восставших терских казаков -- генерала Мистулова, покончившего самоубийством в тот день, когда Прохладненские казаки отказались драться, -- для Мистулова до сих пор не нашлось ни слова, ни слезы.

   Другая линия -- борьба до конца. Веря и неверя, проклиная и любя, пройдут герои Великой Армады. Корнилов с его мыслью об "истинном сыне своего отечества"; Алексеев, осторожный, мудрый, скептичный, убежденный, что иначе нельзя, значит, нужно так, как идет; и бог войны, неукротимый Марков: "Бросайте ученые кабинеты. Ваше счастье в ратном подвиге, на спине прекрасной лошади" (из речи Маркова в академии).

   И третья линия, начатая Бонч-Бруевичем. Русские Моро и Пишегрю, Гоши и Дюмурье. Русских потомков соблазнил незабываемый звон золотых революционных карьер.

   Они сыграли на красную лошадь. Домчит ли?

II

   Мы в феврале 1918. Гофман уже стучал по брестскому столу, а Троцкий, бросив в ответ: "Не воюем и не подписываем мира", -- умчался обратно в Питер. Корпуса Эйхгорна топочут по Украине и одновременно наступают в направлении ст. Бологое, грозя прервать связь двух столиц.

   В Смольном паника. Ленин заперся в кабинете и диктует обращение по прямому проводу к Гофману. Троцкий и Подвойский назначают бывших посетителей Ротонды комиссарами казарм, арсенала, складов. Издан приказ, угрожающий расстрелом на месте в четырнадцати случаях жизни: тут и нахождение оружия, и порождение слухов, и спекулятивная продажа валюты, и т. д. и т. д. В Семеновских казармах Дыбенко собрал балтийцев и под усиленным конвоем погнал их грузиться в сторону Нарвы, где при первом же столкновении -- пьяные и ошалелые -- они нарвались на фугасные поля и почти целиком полегли. Остаток побежал к Ямбургу, где на вокзале Дыбенко собственнолично расстреливал беглецов, а заодно рабочих ж.-д. мастерских.