Записки мерзавца (сборник)

   В номере нестерпимо жарко, хотя раскрыты оба окна. На простынях стаи клопов, хотя честно израсходована коробка персидского порошка. В грязном вонючем умывальнике шумный праздник проворных тараканов. Я раздеваюсь, в одной рубашке подхожу к окну, долго созерцаю улицу и белый парусными лодками порт. Потом, отупев от жары, звонков, международной ругани, примащиваюсь у колченогого стола и пишу ненужные записки нелюбимой забытой жизни.

   За тонкой перегородкой стонут от любви кровати и с треском вылетают пробки...

III

ДОМ ДЕТСТВА

1

   Городишко наш степной, воровской и шустрый. Когда железную дорогу строили, инженеры запросили обычную промессу. Купеческое сословие заупрямилось и шиш показало. Инженеры, люди просвещенные, сослались на неудобство прокладки профиля и обошли нас на целых пять с половиной верст. Только потом уж какое-то высокое начальство проезжало, с купцами обедало, инженеров матом обложило и порадовало нас веткой. Купечеству тоже пальца в рот не клади. У одних деды -- беглые, с Волги, с Оки дралу давали, пробирались Новороссийскими степями и открывали лабазики, лавчонки, б...и.

   У других -- и таких большинство, предки -- персидские армяне. Ковыряли ножом на Кавказе, тюрьмы не стали дожидаться, и тоже в степи. Сперва с обезьяной ходили по дворам купеческим и дворянским. "Эй, Машка, покаж как пьяная баба валяется..." Машка оскаливала острые желтые зубы, худощавыми лапами чесала зад и по грязи каталась. Потом заморские гости сообразили, что обезьяна зверь небольшой, ничего за ее спиной не упрячешь -- и завели медведя. Поставили клетку, за вход по пятаку. Медведь ревет, пруты ломает и воздух портит, ибо на всю медвежиную братию крепка поговорка: "Зарекался медведь в берлоге не..." Купцы посмеиваются, краюху, обмазанную дегтем, в клетку просовывают, а под клеткой (потом уже выяснилось) был потайной ход в погреб, где персидскими армянами, специалистами и любителями, выделывались государственные ассигнации сторублевого и пятидесятирублевого достоинства... Пока начальство раскачалось и разнюхало, каким запахом из медвежьей клетки попахивает, -- ассигнации персидские докатились до Архангельска и Красноярска, Варшавы и Владивостока... Армяне понастроили трехэтажные дома, пооткрывали большущие магазины. Когда у человека дом да магазин в придачу... его как-то несподручно в тюрьму сажать... Начальство тем более свою долю сполна востребовало. У армян дети повырастали, в университет поступили... Город рос и рос. Появились банки, затрещал телефон, меценат армянский театр открыл. Так и пошло. Только на долю осталось прозвище -- "медвежьи деньги". Сядем, бывало, обедать, мать начинает кряхтеть, что у Поповьянца на масло гривенник прикинули. Отец кулаком по столу двинет, прибавит крепкое матерное слово: "Ничего, ничего, и на медвежьи деньги, так их и так, своя управа явится..." Любил отец сочный лексикон, хотя и окончил Санкт-Петербургскую военно-хирургическую академию, и в дипломе у него значилось, что упомянутый лекарь Павел Быстрицкий есть "vir doctissimus et sapientissimus" {муж ученнейший и умнейший" (лат.).}, хотя и издал он немало брошюрок, описывавших его неслыханные успехи в деле излечения страждущего человечества. На восьмом году, когда вошел во вкус чтения и поглотил все книги, имевшиеся в доме, от Елены Молоховец до 26 правил шведской гимнастики, раскопал я однажды у матери на пузатом ореховом комоде брошюрку отца. Читаю и ничего не понимаю. "Весной 1895 года обратился ко мне пациент З. Сложения сильного, в легких и сердце процесса не замечено. Жалуется на отсутствие правильных сношений..."

   -- Папа, что такое правильные сношения?..

   -- Это значит, что дуракам нос совать, куда их не звали, не полагается. А если они суют, им уши обрывают...

   Мать вместо ответа за ухо дернула и руками замахала; дворник Тимофей, косноязычный, оспой изрытый белорус, поковырял в носу, сплюнул, подумал и заорал на вшивого кобеля Бульку:

   -- Ты, что ж, волк тебя зарежь, крысы изо рта кусок вырывают, а ты за кусками гоняешь...

   А больше не у кого спрашивать, не у кухарки же Агафьи? Да она все равно с утра пьяная и грозит на обед плюнуть и в монастырь уйти...