Читаем «Записки мирянина» и другие рассказы полностью

Однажды я появился раньше обычного, а бабушка с радостью и теплотой встретила меня в дверях и направилась в сторону кухни. Там, под мой дикий восторг, она достала из духовки противень с только что испеченными пирогами и спросила:

– Какой пирожок будешь?

Я отвечал:

– С картошкой.

После чего мы долго сидели и пили чай, общались о жизни и слушали старенькое радио, наслаждаясь проникающими в окна и падающими на стены квартиры, яркими лучами солнца.

Однажды, в день рождения бабушки Томы, когда за столом собралась вся наша многочисленная родня, бабушка, по обыкновению своему, стала рассказывать о своей жизни. Обычно эти истории были про молодость, про завод, на котором она работала вместе с дедом. Но в этот раз она решила рассказать о совсем необычном случае.

– Слушайте внимательно, – сказала она, и все затихли. Однажды, когда мы возвращались из деревни дедушки Бори, мотоцикл, на котором мы ехали, внезапно затарахтел и задымился. Осмотрев его, дед почесал затылок и сказал: «Ступайте! Здесь ремонта на час!» Я взяла Сашеньку на руки, а Любу повела за ручку (речь шла о моём отце и тётушке). Гляжу, на улице темнеть начинает, а со стороны леса волки на дорогу выбегают. Я остановилась – и они остановились. Смотрят на меня, а глаза сверкают! Я понимаю, что бежать с детьми не смогу, да и дед далеко. Думаю, вся надежда на Бога. Перекрестилась и начала произносить молитву: Отче Наш, Иже еси на Небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие твое…Не успела дочитать молитву, гляжу – волки начали уходить в лес, один за другим. Я снова перекрестилась, и мы пошли дальше. Так и дошли до дома.

По прошествии длительного времени, я вспомнил эту историю, когда прочитал строки из «Нового Завета», где нашёл слова от Господа к апостолам: «Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью, и ничто не повредит вам».

Дни рождения бабушки были для нашей родни чем-то объединяющим, тёплым. Мы собирались за столом, обсуждали новости, обменивались советами, радовались. Мы отстранялись от проблем и просто отдыхали. Наверное, всё это происходило из-за атмосферы теплоты и уюта. Вспоминая эти события, я понимаю, что мне не нужна была эта атмосфера, а нужны были те родные и близкие, которых сейчас, к сожалению, рядом нет.

Детский сад


Первый раз меня принёс в детский сад отец. Да-да, именно принёс. Находясь на руках у отца и обнимая его за шею, я никак не хотел отпускать его. Мне было страшно и неприятно оказаться на новом месте, ведь я так привык к родителям. Постоянно находясь рядом с ними, чувствовалась безопасность – было хорошо и спокойно. Здесь же было очень много детей, которые носились друг за другом, кричали, вели себя неспокойно, отталкивая этим себя от меня. Но отец был непреклонен. Я попал в детский сад, который впоследствии стал для меня ещё одним домом. Здесь мы учились писать, рисовать, читать по слогам и делать различные поделки. Нашей воспитательницей была Любовь Николаевна. Высокая, с басистым голосом, пышными формами, длинным носом и блондинистыми волосами – на всех праздниках и детских утренниках она играла в основном мужчин: Карабаса-Барабаса, Деда Мороза и лешего. Была и вторая воспитательница – Татьяна Валерьевна. Невысокого роста, с приятным загорелым лицом, острым носом и чёрными до плеч волосами. Она дарила, как мне казалось, детям настоящую материнскую любовь. Вспоминая её, я могу с полной уверенностью сказать, что она полностью отдавала себя профессии. Любовь к детям и ласка – вот два главных критерия, по которым я могу судить об этом человеке. С Любовью Николаевной всё было наоборот. Мне казалось, что она меня ненавидит. Как-то раз, когда был тихий час, воспитатели отлучились на совещание к директору. Воспользовавшись моментом, большинство ребят начали танцевать на кроватях. Кто-то кричал, кто-то носился по комнате. Я же, лёжа на кровати, наблюдал за всеми со стороны. На шум прибежала Любовь Николаевна. Все ребята стихли и спрятались под одеялами. Произведя осмотр помещения, Любовь Николаевна строго спросила:

– Кто был зачинщиком этого веселья?!

Все дружно показали на меня. Ошеломленный таким отношением, я, было, попытался что-то сказать, но Любовь Николаевна, не слушая мои отговорки, резко перевернула меня к стенке кровати и приказала всем спать. Каюсь, я, когда был в детском садике, иногда подглядывал за девчонками, но, чтобы устроить бунт! Таких мыслей у меня никогда не было.

В детском садике нам редко давали играть в игрушки. Самолётики и машинки, которые находились на полке у входа, были под строжайшим запретом. Лучшим для меня было время игр на веранде. Чтобы не сидеть без дела, мы придумывали множество игр. Картошка, колечко, загадки, прыжки на скакалке – это лишь самая маленькая часть того, что мы делали, чтобы не было скучно.

Ещё мы занимались изучением алфавита, лепкой поделок из пластилина, вышиванием рисунков на ткани. Помню, как хорошо у меня получалось вышивать золотую рыбку. Я видел в ней настоящую героиню сказки А. С. Пушкина. Увидев эту вышивку, мама сразу же спрятала её в шкаф.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги