Записки молодого человека

Вплотную подойти к немецкому берегу мы не мог­ли: было слишком мелко, и из воды повсюду торча­ли камни. На воду спустили лодочку "тузик", один трап спустили с борта "охотника" на "тузик", а вто­рой трап перебросили с "тузика" на прибрежные камни. В самом "тузике", в этой зыбкой передаточ­ной инстанции, стоял Визгин. Двое моряков из команды "охотника", увидев, как один из разведчи­ков, перебираясь с качавшегося "тузика" на второй трап, плюхнулся в воду, решили помочь остальным. Они встали по пояс в ледяной воде по обеим сторо­нам трапа и начали одного за другим принимать на руки тех, кто слезал. Принимали и доводили до кон­ца трапа. Дальнейшее было делом собственной лов­кости. Кто прыгал лучше, тот мочил себе ноги до колен, а тот, кому это не удавалось, проваливался в воду и выше колен и по пояс. Я, к сожалению, тоже оказался не из ловких. Перспектива шагать по горам, по снегу, в мороз, двенадцать или пятна­дцать километров в мокрых сапогах и штанах была не особенно заманчивой, но ничего не оставалось делать.

Первые из высадившихся пошли и вглубь и вдоль пустынного берега дозорами. Все остальные высажи­вались уже под их прикрытием. Несмотря на маск­халаты, людей было хорошо видно даже издали, та­кой светлой оказалась эта ночь. Я с тревогой по­думал, что, если нам не удастся незаметно подо­браться к Пикшуеву мысу, нас могут в такую ночь перестрелять, как куропаток. Всего нас вылезло на берег около сорока человек. По агентурным сведе­ниям, на мысе Пикшуев должно было стоять не больше полуроты немцев, то есть человек шестьде­сят-семьдесят. При соблюдении неожиданности шансы на успех были на нашей стороне. Но при отсутствии неожиданности дело могло обернуться худо.

Едва мы вылезли на берег, "морские охотники" отчалили и пошли болтаться в море, поближе к бе­регам Рыбачьего. С нами были ракеты; после окон­чания операции мы должны были вызвать этими ра­кетами катера. А кроме того, с нами шел радист для дублирования ракет и передачи условных сигна­лов о помощи, если бы с нами случилось что-нибудь худое.

Мы вылезли и пошли. Впереди шел прирожденный разведчик Мотовилин, за ним шли еще двое, за ни­ми Люден, за Люденом я, дальше цепочкой тянулись все остальные. Инзарцев, по-моему, шел замыкаю­щим.

Мы с небольшими остановками шли эти двена­дцать километров около трех часов. Двигались бы­стро, особенно если учесть, что мы шли над самым берегом по крутым скатам прибрежных скал. Кое- где приходилось перепрыгивать со скалы на скалу, с камня на камень. И это еще было ничего. Хуже было там, где попадались расщелины между скала­ми. Они были заметены снегом и обдуты ветрами и превратились в абсолютно гладкие и твердые, как кость, снежные откосы с очень крутым градусом наклона. Переходить такие места было особенно трудно. Несколько человек ссыпались вниз. Им по­могли подняться. По счастью, обошлось без увечий. Потом ссыпался шедший впереди меня Люден. Его бросился выручать один из разведчиков и пролетел по откосу еще метров на пятнадцать ниже него.

На втором привале, лежа на снегу за скалой и потихоньку покуривая в рукава, мы вдруг вспомни­ли, что ведь сегодня праздничная ночь — с 6 на 7 ноября.

Среди оказавшихся около меня на этом привале людей было несколько украинцев. Пошли разговоры о Днепропетровщине и Харьковщине, о том, куда делись их семьи. От разговоров этих веяло грустью и огромностью расстояния, отделявшего нас от все­го того, что мы любили.

Мы шли так быстро и так уставали от постоян­ного перелезания и переползания, что ни у кого не замерзли ноги, хотя почти у всех они были мокрые. Больше раздражало то, что намокшие в воде маски­ровочные халаты, штаны и куртки застыли и коро­бились при ходьбе с таким шумом, который нам из-за стоявшей кругом тишины казался почти гро­хотом. Ветер с моря набивался в эти стоявшие ко­лом маскировочные одежды, как в паруса, и тоже мешал идти.

Примерно на середине пути, у обледенелого устья ручья, передовые разведчики заметили следы. Все насторожились. Следы были и похожи и непохожи на человеческие. При том ветре, который сейчас дул, следы могли остаться только от того, кто про­шел здесь совсем недавно. Через несколько секунд кто-то сообразил и сказал:

— Это же росомаха.

Все рассмеялись.

Выйдя наверх, на плоскогорье, мы наткнулись на шедшие под снегом провода. Видимо, это была ли­ния, соединявшая передовые позиции со штабом не­мецкой дивизии. Рассчитав, что нам осталось идти уже очень мало, всего каких-нибудь пятнадцать ми­нут, и твердо зная, что немцы все равно до утра на обрыв линии выйти не рискнут, разведчики стали резать линию сразу во многих местах. Выбирали из-под снега провода, закатывали их в клубки и зарывали эти клубки в стороне в снег. Вскоре ли­ния была уничтожена на протяжении целого кило­метра.

Наконец Мотовилин указал на высившиеся впере­ди две или три сопки, на которых чернели гряды камней.

— Вот и Пикшуев,— сказал он.— Подходим.