Записки молодого человека

Примерно через час мы сели в Михайлове. Как вы­яснилось, летчик, с которым я прилетел, дальше ле­теть был не намерен и не имел на это приказания. Одновременно с нами на другом У-2 прилетел и сел рядом какой-то рослый летчик, немолодой и началь­ственного вида. К его У-2 подъехала "эмка", и я, увидев это, попросил его подвезти меня до ВВС ар­мии, Не туда ли он едет? Летчик согласился меня подвезти и сказал, что едет именно туда, что, впрочем, было не удивительно, ибо он оказался ко­мандующим ВВС 10-й армии генерал-майором Богородецким.

Штаб ВВС размещался в Михайлове, в большой комнате одного из не тронутых ни обстрелом, ни бомбежками домов. В комнате стоял обеденный стол, буфет и несколько фикусов. Я попросил Бо­городицкого, чтобы он дал мне самолет до Рязани, где я смог бы снова пересесть на один из двух сто­явших у нас там самолетов. Но он сказал, что се­годня уж, пожалуй, по запасу светлого времени не успеть подготовить самолет и вылететь, а завтра, прямо на рассвете, он даст мне У-2, и я за час с четвертью долечу до Рязани. Я рассчитал, что даже если за вечер и ночь доберусь на какой-ни­будь попутной машине, то все равно ничего не выгадаю, и решил ночевать в Михайлове.

В этот вечер мы долго сидели с Богородецким. Не знаю его биографии, но мне после этого раз­говора показалось, что он не только старый и опыт­ный летчик, но и опытный командир и воспитатель. Это был образованный, вежливый, сдержанный человек с очень широким кругом интересов. И мне было радостно видеть на посту командующего ВВС ар­мии опытного авиационного командира, а не просто храброго истребителя, рубаху-парня, который за пределами воздушного боя не может связать и двух слов, но при этом почему-то носит генеральские петлицы.

С Богородецким и его комиссаром, тоже умным и симпатичным человеком, мы проговорили до ночи, а утром на рассвете я уже был на аэродроме около Михайлова. После некоторых задержек, связанных с выяснением маршрута: куда приказано лететь снача­ла и куда потом,— мы сели с летчиком в самолет и поднялись.

Погода была отвратительная. Машину качало вкривь и вкось. Сквозь метель почти ничего не было видно. Но через час с небольшим мы благополуч­но сели на аэродром в Рязани.

Я боялся, что наши самолеты уже улетели отсю­да, потому что как-никак мы отсутствовали уже четвертый день. Но выяснилось, что один из само­летов еще так и не починили, летчик поехал в Ря­зань за какими-то запасными частями, а второй самолет был исправлен, и летчик сидел и ждал нас.

Мы позавтракали вместе с ним, и он отправился го­товить машину к полету. К двум часам дня у него все было готово, но нас стали уговаривать не ле­теть. Метель превратилась в буран. Самолет раска­чивало ветром даже на земле. Но теперь мне уже было просто необходимо попасть в Москву без но­вых проволочек, иначе я опаздывал со своей кор­респонденцией, и вся эта поездка теряла для газе­ты всякий смысл. У летчика, видимо, тоже имелись свои соображения, по которым он хотел именно се­годня же до вечера попасть в Москву, и он тоже же­лал лететь во что бы то ни стало. В общем, мы залезли в самолет и полетели.

Хотя У-2 — машина, на которой обычно чувствуешь себя спокойно, в данном случае я не могу сказать этого о себе. Видимость была такая отвратительная, что, боясь зацепиться за что-нибудь, мы летели вы­ше, чем обычно. Нас трепало в воздухе, как щеп­ку. А когда мы шли над лесом, качка становилась прямо океанской. Когда мы пролетали над Колом­ной, над трубами ее заводов, были такие дикие по­рывы ветра, что мне казалось, что мы сейчас плюх­немся на какую-нибудь крышу. Было очень холодно, и в довершение всего как раз над Коломной с меня сорвало ушанку. Остаток пути пришлось лететь с не­покрытой головой, и я тер и бил себя кулаками по лицу и голове, чтобы не обморозиться окончательно.

В пятом часу дня мы сели под Москвой на заметен­ный снегом аэродром около бывшего авиазавода, на котором я когда-то работал. Я попрощался с летчи­ком и пошел в штаб авиаотряда звонить в редак­цию. Вид у меня был довольно глупый: в полном об­мундировании и без шапки. Машину прислали без проволочки, и через час я уже был в редакции. Материал, разумеется, как всегда, был срочно не­обходим, и я диктовал его до глубокой ночи. Очерк "Дорога на Запад" был не больно складно напи­сан, но все же он был одним из первых газетных материалов, в которых рассказывалось о разгроме немцев под Москвой.

Нам дают Р-5...

Я сдал очерк в номер в два часа ночи и едва успел это сделать, как редактор вызвал меня и сказал, что, по только что полученным све­дениям, наши войска ворвались в Калинин, сейчас город, очевидно, уже занят и надо срочно дать об этом материал в газету. Он тут же стал звонить по телефонам, и ему обещали дать для полета в Ка­линин Р-5. Он приказал, чтобы я вылетел утром и во что бы то ни стало завтра же к вечеру вернулся с материалом в номер. Я должен был лететь вдво­ем с фотокорреспондентом Сашей Капустянским.

Я поспал четыре часа, и в семь утра мы выехали на аэродром.