По необходимости принуждены мы были, кроме работы в саду Дюка де Бельмонте, запретить людям нашим выходить из казарм; они хотя чрез сие и лишились многих других выгод, однако ж не только не роптали на нужду, но с твердостью отказались от предложений, делаемых им даже чрез караульных у казармы сицилийских солдат, вступить в английскую службу, и напоследок к концу пребывания нашего в Палермо, повинуясь приказанию капитана, не выходили даже за ворота. Когда стороной дали знать матросам, что если они хотят, то, несмотря на запрещение капитана, им позволят выходить для своих работ, кому куда угодно будет, и даже отпустят их одних без офицеров в Россию, то к чести всего экипажа должно сказать, что они предложение сие отвергли с неудовольствием и объявили, что они из повиновения своих начальников не выйдут и без них и в Россию возвратиться не хотят. После сего неудачного опыта с людьми нашими, под видом недостатка денег, предложили офицерам выдать только им одним жалованье; но мы также объявили, что одни без служителей не хотим иметь против них никаких выгод и, хотя в деньгах имели крайнюю нужду, но от принятия оных отказались. Все наши беды, как мы полагали, проистекали от маркиза Чирчелли, действовавшего в угодность англичанам. Он, услышав, что мы отказались от жалованья, и опасаясь, чтобы жалобы наши не дошли до королевы, призвал к себе лейтенанта Насекина, по знанию итальянского языка рекомендованного ему от Дмитрия Павловича для нужных сношений наших с правительством, ласково предложил ему отправить капитана с офицерами, для коих, как он сказал, и судно уже готово; а людей, как скоро сыщется другое, отпустят вслед за нами с условием, чтобы мы, офицеры, наперед дали честное слово не служить в продолжение войны против англичан. Насекин, поняв, к чему клонится такое предложение, отвечал: «Офицеры без людей, равно и они без нас, как уже вам известно, не могут и не должны согласиться одни без других отправиться куда-либо, и мы не только не дадим честного слова не служить против англичан, но и против вас; ибо мы сицилийцам не сдавались, мы здесь не пленные и слово короля отпустить нас при первом случае, без всякого условия, должно быть свято исполнено».
Министр, огорченный таким ответом, начал угрожать. Насекин повторил ему, что он, равно и его товарищи, привыкли уже не страшиться и самой смерти; конечно, не убоятся одних угроз министра, которому должно знать, что всякое насилие, от стороны его правительства русским сделанное, будет не только несправедливость, но и неблагодарность; и что он, полагаясь на праводушие короля и королевы, смело отвергает и впредь не примет никаких сих подобных предложений. Маркиз столько смутился сими последними словами Насекина, что, выходя из своего кабинета, во гневе ему сказал: «Если так, то могу уверить вас, что может завтра же перемените вы тон римлянина; я имею средства заставить вас делать то, что мне нужно».