Летом на восходе солнца торговки в крахмаленных чудных чепцах расставливают на площади столики и скамейки, раскладывают на них зелень, плоды, сливки, масло и мягкие хлебцы разных видов и форм. Хозяйки в утреннем неглиже, сопровождаемые горничными с корзинками и кувшинчиками в руках, приходят для покупки; за ними являются молодые люди, и площадь скоро обращается в залу собрания. Ходят взад и вперед, разговаривают, кавалеры предлагают дамам свежие плоды или приглашают в кофейный дом, и часто чашка шоколада доставляет неожиданное знакомство. Должно, однако ж, признаться, что тут предпочтительно гоняются за миловидными служанками, которые очень искусно успевают для своих госпож покупать запас для обеда на счет волокит. Белокурые, с голубыми глазами и розовыми щеками немки с своей холодностью и скромностью много выигрывают у живых и ловких итальянок, и скорее приискивают себе пастушков. Впрочем, и те, и другие, сколько я мог заметить, не возвращаются домой с пустыми корзинками.
Каждый праздник в Боскетто, небольшой роще, находящейся в двух верстах от города, собирается множество людей. Одни, сидя в кругу, услаждают вкус мороженым, жареными цыплятами, спаржей и сладкими пирожными, курят табак и пьют пиво, другие по дорожкам скромно прогуливаются с своими семействами, иные, сидя под тенью дерев, читают, не удостаивая проходящих взора своего. Молодые поселянки одни продают свежие сливки, масло и плоды; другие на лугу кружатся в хороводах или вальсируют; девочки в красивых корсетах подносят тому, кто им приглянется, букет цветов; музыка в разных местах гремит, танцующие платят музыкантам по два гроша. В трактире читают газеты, шутят, пьют вино или играют на бильярде. Все это вместе представляет простой сельский праздник. Не доходя Боскетто, стреляют из ружей в цель, тут гарнизонные офицеры, большей частью тучные собой, с философским взором и гордым видом, наставляют молодых негоциантов, очень щеголевато одетых, как держать ружье, как прицеливаться и проч. Днем дамы и кавалеры ходят только одни за другими, молчат и довольствуются одними взорами; к вечеру же, когда лучшая часть публики разъедется, между оставшимися начинаются разговоры и скоро водворяется счастливое согласие. Когда музыка умолкнет и сумрак вечера увеличит тени в роще, повсюду начинает показываться пара за парой, и скорыми шагами скрываются они в разные стороны; одни идут на гору, другие под гору, иные возвращаются по дороге в город, а другие, севши в наемную карету, едут далее в ласе. Не столь счастливые, с электрическим потрясением в сердце, кланяются красавицам очень низко, и если у которых из них нет чего дурного в мыслях, то она, закрасневшись или взглянув важно, красноречивым молчанием изъявляет отказ. Если же которая взглянет умильно и ласково, то предлагают ей услуги проводить домой или идти в трактир вместе ужинать. Здесь и самые записные прелестницы не иначе сдаются, как только тому, кто им понравится, или, наконец, тому, кто им надоест своей решительностью.
В Триесте довольно сего рода вакханок; но они не нападают как фурии на проходящих, напротив, имеют свой тон, вкус, разборчивость и в своем классе могут почесться настоящими смиренницами. Здесь живость и пылкость итальянская примерно умеряется немецкой холодностью. Природные триестинки или приезжающие из окрестностей так свежи лицом, так белы и румяны, что если встретится счастливый случай, то поневоле обрадуешься.
В Сант-Андреа ходят прогуливаться всякий день, летом ввечеру, зимой в полдень. Ту т нет ни сада, ни рощи и никакой зелени. Простая дорога идет близ берега; вид на море отсюда очень хорош, и по сей причине и по близости места сего от города собираются туда гулять лучшие общества. Кроме устриц, только что пойманных, молодого вина, называемого Рифоско (Rifosco), ветчины, сыру и пива, которыми потчевают в небольшом трактире с двумя комнатами и о двух этажах, ничего другого достать не можно; нет никаких других увеселений. Сюда ходят только для того, чтобы ходить, видеть море и корабли.