Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год

После Аспернского сражения французы, желая прикрыть потерю оного, выдумывали в пользу свою разные обстоятельства, лгали без всякой меры и вероятности. Один офицер, посещавший дом баронессы Цанки, у коей предпочтительно принимаемы были русские, с видом уверительным и гордым рассказывать за новость самую достоверную, что один раненый французский полковник, едучи в карете, был нечаянно окружен 6000-й колонной австрийской милиции, которой начальник объявил его пленным; «но наш храбрый полковник, – продолжал хвастун, – одними словами (à force de parole) принудил 6000 австрийцев положить пред ним ружье». «Пожалуйте, не договаривайте, – шутливо возразила на сие графиня Воиновича (урожденная Пизани). – Милостивые государи, – обратившись к прочим гостям, продолжала графиня, – я свидетельствуюсь вами, что нет женщины более меня болтливой. Итак, радуйтесь, я сей час еду в Вену и, уверяю вас, что я своим болтаньем (a forza di chaicari) принужу всю французскую армию положить передо мной ружье».

По заключении Венского мира маршал Мармонт сделан был наместником Иллирийских провинций. Новые подданные, со стесненным от горести сердцем, дали присягу в верности. Одна надежда, что участь их будет сноснее, уменьшила уныние; но последствия вскоре доказали противное. Каждый владелец дома или земли должен был платить в год от 10 до 20 процентов до ста, не с доходов, а с той суммы, чего стоит его имущество, включая мебели, экипажи и проч… От многих тягостных налогов, сбираемых с той же строгостью, как и военные контрибуции, богатейшие люди разорились. В Венеции один из театров был продан за 60 000 ливров; но как скоро деньги сии были внесены, то городовое правление потребовало с покупщика прежнюю недоимку, простиравшуюся до 140 000 лир; а как он не мог внести такой суммы, то театр чрез год описали в казну. И таким образом продавали его три раза за бесценок.

Континентальная система довершила разорение Триеста. Личная ненависть Наполеона против англичан простерлась до того, что он, не имея флота, которым мог бы отомстить британцам за смелые, несносные для малодушия его насмешки, в кипении бессильной своей злобы не усомнился нищетой миллионов лучших своих подданных лишить неприятелей выгод их трудолюбия и промышленности. Миланский эдикт доказывает, сколь мало Наполеон думал о благе своего народа. По сему декрету купец, отправляющий груз морем, должен был, чего стоит судно и груз, обеспечить вносом денег или верным залогом. Если дойдет до сведения, что судно было осматриваемо английскими крейсерами и было ими отпущено, то таковое берется в казну. Таможенные чиновники, имея в виду сии две статьи, по малейшему подозрению, без всяких доказательств могли всякое судно и залог присваивать казне. Несмотря на всю бдительность французской береговой стражи, английские товары во множестве продавались даже в самом Париже. Наполеон, думая искоренить торг запрещенными товарами, обогативший английских купцов, приказал все колониальные товары, находившиеся в его владениях, сжечь. Безрассудность сия, как известно, нимало не остановила тайной торговли: какой убыток могли иметь англичане, когда Наполеон мог жечь только те их товары, за которые они уже получили деньги?

Происшествия во время пребывания российской эскадры в Триесте. – Возвращение в Россию