Записки нечаянного богача – 3

— Чего с лицом, Дим? — спросила Надя, обняв за плечи.

— Да вот, понимаешь, генеалогически озадачился, — ответил я.

— Ка-а-ак? — изумлённо протянула жена.

Я поделился с ней мыслями, и она, сдерживая смех, разъяснила мне, подкованному в истории и геральдике, что бабушка жены, как иногда водится у сторонников Зямы Фрейда — это просто бабушка жены, без всяких сложностей, которые нечаянные богачи склонны выдумывать себе на ровном месте.

Десяток дней пролетели, похожие друг на друга, как две капли воды, с той только разницей, что ужинали мы то у Санчесов, то у Второвых, то у Головиных. Первые удивляли местной кухней, которую не успел донести до нас дон Сальваторе — всяческие закуски-тапас, жареная рыба и разные морские гады. Меня же больше всего поразила помидорная тюря — суп сальморехо, в котором из супа, как по мне, было только то, что разливали его из супницы. А так — протёртые помидоры с хлебом, маслом и чесноком. Но вкусно, хоть и неожиданно, и в жару — самое то.

Второвы ничем особо не удивляли — Лена традиционно заказывала еду из ресторана и пиццерии. Запомнился только потрясающий шашлык, который Михаил Иванович лично и мариновал, и готовил на шампурах, разложенных в форме веера. Получилось очень вкусно — испанцы, русские и белорусы оценили.

Головины покорили всех — такого точно никто не ел ни из нас, ни из местных. Бадма, которая уже совершенно привыкла отзываться на Бадьку, устроила вечер кухни кочевников, где преобладала баранина. Гордый донельзя Тёма в лицах рассказывал, как мясник утром пытался всучить ей крайне пожилого барана, выдавая его за юную невинную овечку — есть такая распространённая порода торговцев, что считают каждого, прошедшего мимо не обвешенным и не обжуленным, пятном на деловой репутации. Если же ушёл необутым турист — это и вовсе плевок в душу. Делом доказывая недюжинные актёрские навыки, Головин изложил всю мизансцену: и как они с восторгом прогуливались по рынку, не замечая хищного взгляда из мясного ряда. И как подошли, обсуждая по-русски меню на вечер. И как приценялись к половине барана, висевшей над одним из прилавков, когда на них коршуном налетел коварный мясник. Рискуя жизнью, он подхватил туристов под руки и спрутом затянул к себе в лавку, где и принялся выдавать старого самца за юную самочку.

— И тут Бадька, — Артём аж глаза прикрыл от удовольствия и гордости, — ка-а-ак обложит его на чистейшем испанском! Да вдоль и поперёк, да до седьмого колена, да по всем ветвям родословной, белочкой — туда-сюда и обратно! Я клянусь Богом, нам аплодировал стоя весь мясной ряд, весь! А барашка вообще даром хотели отдать, в награду за шоу. Этот Педро, я не побоюсь этого слова, оказывается, давно там у всех в печёнках сидел, а тут у всего рынка на глазах — да так опарафиниться!

Предварённые такой историей блюда не могли не вызвать восторга, конечно. И кулинарный талант Бадмы тоже не подвёл — испанцы восхищались бурно и активно, словами и жестами, необъяснимым образом не отставая в скорости поедания от менее общительных за столом гостей из Белоруссии и России. А рецепт буузов, которые, как по мне, так были просто мантами, Надя даже записала. Хотя что там писать — пельмени как пельмени, только большие. И фарш надо не в мясорубке крутить, а тяпкой рубить специальной.

А под занавес вечера, когда все уже закончили удивляться традиционному солёному чаю с молоком с какими-то сладкими мини-пончиками без дырки, которые назывались «боорзак», Второв подошёл ко мне, стоявшему возле погасшего мангала.

— Ну, как тебе отдыхается, Дима? — поинтересовался серый кардинал. И что-то в его тоне помешало мне ответить не обдуманно, «на отстань», мол, спасибо, хорошо.

— Скучно, Михаил Иванович. Для разнообразия — очень неожиданно, конечно: никто ни на кого не охотится и не норовит сожрать, ни стрельбы, ни поножовщины. Живи да радуйся, вроде бы. Но скучно — не передать, — снова честно ответил я.

— Не ожидал другого ответа, признаюсь. Когда знаешь, как может быть по-другому, бодро и интересно — очень трудно мириться с чем-то другим, по себе знаю. Кто-то из знающих людей рассказывал мне, что адреналиновая зависимость гораздо хуже остальных-прочих. Потому что те губят планомерно, в течение какого-то времени. А тут есть все шансы завершить существование одномоментно. Но зато уж точно не скучно, — задумчиво проговорил он.

— Никогда не понимал этих, адреналиновых. Ну, что то с парашютом прыгают, то на парапете крыши сальто крутят. И сейчас, кажется, не понимаю. Да и не стремлюсь, откровенно говоря. Но вот, например, мысль о том, что древний князь, от пращура Славена на дюжину колен отошедший, готов с далёким внуком встретиться да вещицу памятную ему передать, никак мне покоя не дает. Это ведь не одно и то же? — посмотрел я в глаза, мгновенно ставшие теми самыми, обсидианово-острыми. Особенно левый, зелено-карий, разделённый по диагонали.

— Знаешь? — привычно спросил меня кардинал.

— Знаю, — кивнул я.

— Где? — лаконичность мощного старика подкупала. Но, уверен, под его забавной панамкой курортника наверняка уже закручивалось торнадо.