Записки нечаянного богача – 3

Потом, когда народу стало больше, начали появляться первые среди равных, которые по доисторическому праву сильных решили, что им можно больше, чем остальным. Кто-то из них принимал пропорциональное увеличение обязанностей при расширении прав. Но бо́льшая часть решала переложить неинтересные детали на окружающих рангом пониже. Со временем право сильного поменялось на право хитрого.

Древние вожди прошлого, жившие по старым законам и правилам, уходили, иногда не успевая передать свои знания. И всё меньше их покидало общий дом так, как велел их статус: оставляя часть себя в назидание потомкам. Те же, чьи души всё же хранили вековые дубы, заповедные ручьи, непролазные топи, бескрайние пески и пещеры высоких гор, теряли силы вместе с уходившей памятью о них. И их место занимали те, что были хитрее. Гораздо хитрее. Настолько, что ловко заменили в сознании миллионов тех настоящих, кто принимал на себя обязанности по защите своих людей и заботе о них, на яркие картинки вымышленных персонажей. Человеки-Пауки, Бэтмены и прочие Дракулы появились не на пустом месте. И придумано это было не в двадцатом или девятнадцатом веках, а гораздо раньше.

Редкие десятки из миллионов продолжали хранить древние предания. У них, как и прежде, не было ни цели, ни задачи навязывать никому что бы то ни было. И обеспечить преемственность знаний следующими поколениями в полной мере они тоже уже не могли. Поэтому делали, что до́лжно — просто хранили то немногое, что удалось сберечь. С каждой эпохой это становилось всё сложнее. Потому что исконное понятие о чести не позволяло им днём ходить на мессы или намазы, а вечером пить вино или варить козлят в чём ни попадя. Фраза «двум Богам служить нельзя» была придумана не Булгаковым.

Прогресс не стоял на месте, семимильно шагая во все стороны, без риска порваться в неожиданном месте. Появлялись новые учения и новые разновидности старых. Вспыхивали и гасли метеорами новые мессии и их пророки. Сохранялось лишь стойкое ощущение, что неизменны под Луной только корысть, алчность и эгоизм. Последователи новых и старых школ и движений продолжали успешно продавать книги и предметы культа, время и внимание его служителей. Некоторые, искренние кристально, вообще вводили на государственном уровне налоги на вероисповедание, отличное от генеральной линии. А те редкие единицы из миллиардов, в которых превратились со временем десятки из миллионов, по-прежнему хранили забытые и непопулярные представления о чести. Среди которых было: «я молюсь своим Богам и не восстаю на чужих».

Михаил Иванович рассказал довольно много интересного, но решительно непопулярного в канонических кругах. Полагаю, за такой монолог пару-тройку сотен лет назад нас прямо тут всей кучей сожгли бы на костре и «как звать?» не спросили. Меня же особенно насторожила пара моментов, где он расплывчато и без конкретики касался тех самых редких единиц, что хранили древние тайны. Причём, в рассуждениях на этот счёт, у него, казалось, начинали отказывать невозмутимость с дипломатичностью. И нас, ну меня — так точно, тоже начинали искренне тревожить и заботить некоторые моменты истории. Почему, например, в некоторых богохранимых государствах хранятся и оберегаются на законодательном уровне, как древние природные памятники, растущие с незапамятных времён дубы, грабы и буки? Почему в Алье, Невере, Бургундии, Мекленбурге, Ойтине и Шварцвальде нельзя их не то, что рубить — даже трогать? Как и подходить на моторных судах близко к определённым фьордам и шхерам Скандинавии и Соединенного Королевства? И, в то же время, почему вражеские армии, регулярно навещавшие Россию с самоубийственными визитами, часто совершали не вполне логичные и объяснимые маневры, особенно в зоне лесополос? А уж лесных пожаров учинили — не считано! Вот и считай теперь, что Роллинс всё придумал в своей «Амазонии».

За беседой мы увлеклись настолько, что я, да что там я — сам Головин пропустил появление седьмого человека рядом с нами. Да так, что едва не подскочил, когда тот тихим голосом согласился с мыслью Второва о том, что многие новые веяния и знания не то, что упрощают человека, а даже оскотинивают его. Причём, согласие выразил на русском — я хоть и не специалист, но «си» от «да» отличал.

— Знакомьтесь, ребята: аббат Хулио, — представил подошедшего Михаил Иванович.