Я смотрел на него и жалел, как близкого человека, попавшего в беду.
– Куда ты полез, дуралей старый, – щемило у меня сердце, – кого ты сейчас
защищаешь? Не ты ли говорил с ехидцей, что наши олигархи – сродни былым
революционерам. Только те – делали богатых бедными, а нынешние – делают бедных
нищими. Ты же всегда был независимым и гордым, хорошо разбирался в разных
кукловодах и никому не давал себя использовать!
Передача шла в прямом эфире, и где-то в глубине души я надеялся, что вот-вот, еще немного – и он встрепенется, в глазах загорится пламя протестной мысли, и враз
помолодевшим голосом прежний Насонов уверенно скажет:
– Горе львам, когда их возглавляют воры и бараны!..
…Дело близилось к концу, ведущий предлагал зрителям прислушаться к мнению
старого учителя, Насонов подавленно перебирал лежащие перед ним листки, а я вдруг
вспомнил – слово в слово! – как он говорил когда-то:
– Следует признать, что элемент случайности играет огромную роль. Целый ряд
вещей от нас совершенно не зависит. Например, в какой семье ты родился (родителей не
выбирают), цвет волос, глаз, унаследованные черты характера… Страна, эпоха, место
рождения, – тоже нам неподвластны.
Но самое главное: как и с кем мы живем, что оставим после себя и как нас будут
потом вспоминать, – зависит исключительно от нас!
Я вспоминаю эти слова и думаю: – Дорогой Александр Абрамович! Что с Вами, мой учитель, случилось? Забыли ли Вы эти мысли или в них разочаровались? Ведь теперь
– слово не воробей! – кто-то будет Вас вспоминать по этой телепередаче. Как Вы были
правы когда-то, утверждая, что легче свободному человеку стать рабом, чем рабу –
свободным человеком…
***
…На одной из наших последних встреч Насонов стал надувать щеки: дескать, знает секрет, как можно выиграть любые выборы, но, заметив отсутствие видимого
интереса с моей стороны, несколько сник и плавно перешел к мыслям о ведении
выгодного бизнеса. Видно, находясь в затруднительном материальном положении, много
думал по этому поводу. Зашел издалека: мол, сейчас время такое, что и жить трудно, а
помирать и того хуже – нет у многих на гробы денег. Надо бы им помочь…
И предложил – не больше и не меньше – как открыть с ним на паях в нашем городе
крематорий.
– У тебя же, Виталий, должны быть хорошие связи, – убежденно говорил старый
учитель, – мэрша, которую ты на нашу голову выбрал, плуты-депутаты… Чего нам с тобой
за доброе дело не взяться, да и людям поможем…
Я молча слушал и думал: в самом деле, не хватает только, чтоб мы, евреи, с
присущей нашей нации энергией и предприимчивостью, стали в порядке оказания
бескорыстной помощи сжигать бренные тела православных…
А Насонов, жадно прикуривая от затухающей сигареты следующую, возбужденно
сипел:
– Решайся, дело верное: если не будем брать за кремацию дорого, к нам и из
Николаева подтянутся – это же совсем рядом…
***
На похоронах его я не был. О смерти узнал случайно: ни одна школа, где он
раньше работал, некролога не опубликовала.
Со стороны правящих кругов, организовавших его памятное выступление по
телевидению, тоже последовало глухое молчание.
Года за полтора до смерти он заскучал и женился. Когда я спросил его про счастливую
избранницу, отмахнулся – ты все равно ее не знаешь, она значительно моложе.
44
– Уверены в ней, как в человеке? – поинтересовался я.
– Не мели глупости, – прохрипел Насонов, – какая еще уверенность… Кто, вообще, в наше
время может быть в чем-то уверен? Я, например, уверен лишь в том, что меня она
переживет…
-Ну, это вы, пожалуй, напрасно, – пытался смягчить я, – в жизни всякое бывает, вот и вы в последнее время вроде окрепли…
В глазах Насонова на секунду зажегся прежний саркастический огонек:
– Бывает, конечно, всякое, но моя Машка (так я узнал имя его новой жены) – девка
здоровая и, как покойная Анна Григорьевна, покинувшая меня на произвол судьбы, надеюсь, не подведет. Молодая – не молодая, а уже двух мужей схоронила. Причем, я
специально навел справки, все сделала по высшему разряду. (При этих словах, надо
признаться, у меня екнуло сердце: моя нынешняя жена, кажется, прошла похожую
школу…)
Конечно, жить с такой молодухой в мои годы не сильно сладко, – задумчиво
продолжал он, – эта пылкая дурища – не моя беспрекословная Анечка. Зато квартира у
меня хорошая, так что интерес ее ко мне крепкий и – слава Богу…
***
Лично для меня судьба этого человека, то боровшегося с ветряными мельницами, то отстаивавшего их право все переламывать вокруг; портившего себе кровь по пустякам
и охотно пившего ее у других; ничего путного, кроме жалоб, не писавшего и тихо, вослед
своим гонителям, ушедшего в небытие, – в высшей степени поучительна. Ему удалось
своей жизнью опровергнуть распространенное заблуждение, что ничего на тот свет
захватить с собой нельзя.
Чепуха! Александр Абрамович умудрился забрать туда все: незаурядный ум и
блестящее знание истории в ее наиболее сложном, сравнительном, варианте; непревзойденное мастерство рапирных реприз и редчайшее умение видеть значительно
дальше и глубже других; с лету понимать суть вещей и мгновенно отличать главное от
второстепенного.