Записки несостоявшегося гения

Ничего после себя он не оставил, не написал, не описал – все забрал с собой! Будучи по

натуре громким, ушел тихо, безмолвно и бесследно.

Я думаю, беда его была в том, что по своим природным качествам он должен был

делать историю, а не читать ее в старших классах…

В отношениях с людьми был крайне независим, а потому одинок. Присвоил право

требовать от других то, что принято оказывать добровольно, без всякого на то

принуждения: уважение, симпатию, сочувствие, в трудных случаях – помощь. Его кредо:

– Мне не нужны ваши молитвы – куда охотней я приму ваши жертвы…

***

Несмотря на близость в последние годы к еврейской общине, в систему

религиозных координат Насонов не вписался: молитву не посещал, к слову Божьему был, в лучшем случае, равнодушен.

Говорил: – Я столько лет жил без Него, что мы уже окончательно отвыкли друг от

друга… Но в пользе религии не сомневался: – Нет Бога – нет стыда!

Этими словами, не раз от него слышанными, я и хотел завершить свой рассказ о

старом учителе. Чтобы любой, кто его прочитал, знал отныне, что где-то на юге Украины, в периферийном Херсоне, на старом неухоженном кладбище покоится личность, которая

могла бы при ином раскладе украсить человечество. Я говорю так без малейших

преувеличений. Его интеллектуальный уровень – это уровень еврейских мудрецов-талмудистов, ни с кем другим больше сравнить не могу. И даже допускаю, что гении эти –

признанные столпы ученой светочи! – могли ему во многом уступать.

В чем-то – да, в знании жизни – нет. Они знали, как устроен мир, и в этом Насонова

несомненно превосходили, иначе судьба его, пусть и в непростые советские времена, могла быть другой.

45

Упрекать его, собственно, не за что. Если к людям он не был особенно справедлив, то и

они к нему – вдвойне. Все давно квиты.

***

Задолго до того, как я решился воссоздать спорный облик этого человека, у меня уже

была заготовлена прекрасная ключевая фраза: «Проходя сегодня мимо его могилы, кто

догадается, что «под камнем сим» покоится настоящий мыслящий колосс?»

Но чтобы иметь право написать так, пришлось посетить городское кладбище и

разыскать место, где он похоронен. Правда, зная женщин, которые охотятся за стариками

с квартирами, я был готов ко всякому и понимал, что вряд ли найду заброшенную

могилку. И был очень удивлен, обнаружив красивый – из дорогих – темно-палевый

гранитный памятник.

Все вокруг было чисто и ухоженно. С массивной плиты, высеченный рукой мастера, чуть прищурясь, смотрел Насонов времен начала нашего знакомства. То есть значительно

моложе меня сейчас.

А на шлифованной поверхности, кроме фамилии и дат, четко выделялись два слова, которые в корне меняли мое представление о последнем периоде жизни старого учителя.

И совершенно не вписывались в заочное мнение о неизвестной «Машке», нацелившейся, подобно самонаводящейся торпеде, на квартиру очередного вдовца.

Озадаченный, я положил цветы и отправился домой. Стал последовательно

созваниваться с нашими общими знакомыми, и уже к вечеру понял, в чем дело.

Рассказывая мне о своей молодой, схоронившей двух супругов жене, Насонов, как

всегда, был не очень объективен: упустил целый ряд важных моментов.

Не сказал, например, что алчной молодке уже за пятьдесят, и она возжелала

непременно носить его фамилию. А главное, что она – его бывшая ученица, давно и

безнадежно влюбленная в своего учителя и ждавшая его больше тридцати лет…

Вот почему и высекла на его могильном камне только два, зато каких слова: «Моему

мужу».

Конец.

===============

ПАМЯТИ УЧИТЕЛЯ – МУЧИТЕЛЯ

…Если бы мне предложили назвать лучший день моей студенческой жизни, я

ответил бы, не задумываясь – 5 ноября 1971 года. Первая половина дня. А если бы

пришлось зачем-то вспомнить день моего наибольшего стыда и позора, назвал бы, наверное, ту же дату, но половину дня уже вторую. Так тоже, оказывается, бывает иногда

в жизни… Странно, правда?

И хоть прошло уже больше тридцати лет, ту осеннюю пятницу я помню, будто все это

случилось только вчера. Память свежа, но боли уже давно нет, будто я всего лишь

сторонний наблюдатель, а не главное действующее лицо. Вот как – получше любого

врача! – работает щадящий календарь.

В тот день с утра шел нудный, мелкий, тихо накрапывающий дождь. Скользкие, мятые

листья валялись с ночи на мостовой. Мелкие лужицы на глянцевом асфальте подернуло

тонкой белесой пленкой. Редкие прохожие спешили по своим делам, прячась от неба под

блестящими черными зонтами. Было промозгло и сыро. У входа на факультет стояли

общественные дежурные – переписывали опоздавших.

На первой паре, кажется, это была лекция по психологии, отворилась дверь и в

аудиторию вошел декан литературного факультета Виктор Павлович Ковалев, он же –

46

многолетний заведующий кафедрой современного русского литературного языка, один из

наших наиболее уважаемых и известных педагогов. Студенты дружно встали, приветствуя

мэтра. Поздоровавшись, он сделал рукою жест – садиться, оглянул аудиторию, нашел

меня взглядом и, не обращая внимания на других, сказал, что у него ко мне серьезное дело

и предложил встретиться для разговора у него дома вечером. Весь курс внимал этим