Читаем Записки несостоявшегося гения полностью

младшем братце, столь, по ее словам, умном, что его, четырнадцатилетнего (!), приглашали в местный райком партии, чтобы он делал там доклады по текущему

международному положению…

Вот что делает с нормальными людьми любовь к близким, неуважение к далеким и

желание прославиться

67


Это фото передает весь авантюрно-хвастливый характер баловницы судьбы, берущей в

плен немцев пачками и "браслеты из кораллов в золотом обрамлении" от жен лидеров

других стран. Повезло все-таки маршалу…

============

К НЕМУ ПРИЛЕТАЛА КОРОЛЕВА

(памяти поэта)

Его уход зимой 2007 года прошел многими незамечено. О похоронах мне стало

известно слишком поздно, и знаю о них я разве что понаслышке. Несколько друзей и

знакомых, сын, жена, брат, – вот, пожалуй, и все. Холодная промозглая погода, переезд на

Голопристанское кладбище к месту упокоения его родителей и – прощай, Сережа!

А между тем, мы и сейчас не полностью отдаем себе отчет, кого с его уходом

лишилась убогая на настоящие таланты, не слишком уютная для незаурядных людей

Херсонщина. Понимаю, что написанное мной многим не понравится. Но зная Сергея

Пасечного много лет, не входя, правда, в круг его близких друзей, а так сказать, наблюдая

со стороны, не будучи в чем-либо должником перед ним (не автору этих строк он

посвящал свои удивительные стихи!), думаю, что имею моральное право писать о нем, придерживаясь правды и собственного понимания этой незаурядной личности.

И последнее, о чем, во избежание лишних вопросов и претензий, я не могу не упомянуть.

В своих скромных заметках автор категорически отказывается от принципа: «о мертвых –

или хорошо, или ничего». Это по нраву лишь всяким подонкам, а приличный человек, пусть и совершавший в своей жизни ошибки, имеет посмертное право на полную

открытость. Хотя бы для того, чтобы его судьба не канула в лету, а стала для других

добрым уроком.

68

Мы познакомились осенью 1970, в пригородном «Винрассаднике», на уборке винограда.

В те времена было принято ежегодно на месяц-полтора направлять студентов ВУЗов на

помощь сельскому хозяйству. Я перешел на третий курс, уже отслужил в армии, был

комсоргом литфака Херсонского пединститута, Сергей только поступил. Студентов

разместили в огромных комнатах, где жило по 10 – 12 человек. Так случилось, что мы

оказались вместе. Все обитатели нашей комнаты были постарше Сережи, мы чуть

подтрунивали над ним, а иногда просто разыгрывали. Надо сказать, что внешне (он был

чуть выше среднего роста, голубоглаз, кудряв, улыбчив и совершенно очевидно – наивен!) Сережа идеально подходил для этого.

И вот как-то вечером, ближе к ночи, когда мы уже расположились на кроватях и

выключили свет, зашел перед сном разговор ни о чем. Слово за словом, поддергивали

друг друга, кто-то уже «смежил» усталые очи. Первую скрипку, помнится, вел я. И чисто

для розыгрыша спросил у пылкого новичка, который ужасно хотел вписаться в нашу

«взрослую» компанию, не поэт ли он.

– Да, да, – поэт! – готовно согласился Сережа, и стал рассказывать, как любит поэзию, и

что с детства сам пишет довольно приличные стихи. Такая нескромность нас позабавила, и я, еще не догадываясь, что будет дальше, небрежно бросил:

– Тогда почитай!

Уже готовые ко сну ребята (между прочим, студенты литературного факультета, то есть в

той или иной мере знакомые с поэзией) заметно оживились в предвкушении получения

порции дешевых бредней сельского рифмоплета. И тогда в темной комнате неожиданно

прозвучали слова, которые я уже больше сорока лет помню наизусть:

Этой ночью королева прилетала.

Королева Снежная, из сказки.

Окна льдинкою она разрисовала,

Подобрав похолоднее краски…

Сергей продолжал читать, не замечая, какая в комнате установилась тишина, и не отдавая

себе отчет, чем она вызвана.. Потом, когда мы обсуждали этот эпизод с ребятами, оказалось, что эти стихи мы все восприняли одинаково: пацан нас просто дурит, читает

стопроцентную классику, смеется над нами, а мы, великие знатоки, сами тайно

крапающие неумелые стишки, развесили уши, вместо того, чтобы немедленно одернуть

зарвавшегося салагу… Надо ли говорить, как мы лихорадочно перебирали в мозгу всех

нам известных поэтов, пытаясь с ходу установить авторство! Ничего тогда у нас не

получилось. И потом – тоже. Его стихи, как это нынче выдает популярная компьютерная

программа «Антиплагиат», стопроцентно уникальны. Поэт! Больше никто и никогда не

69

насмехался над русоволосым «вьюношей» из Голой Пристани. Ведь это к нему по ночам

прилетала королева…

***

Помню другой занятный случай. Был я по каким-то делам в деканате и застал такую

картинку. Заходит молодая преподавательница, с треском бросает курсовой журнал на

стол и начинает бурно рыдать. К ней тут же бросаются коллеги, пытаются успокоить, а у

девицы – слезы в три ручья:

– Как это все-таки несправедливо… – всхлипывая, произносит она. – Столько лет учиться, знать вроде свой предмет, и вот – какой-то сопляк, при всем курсе делает меня дурой!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное